Зло
Меж тем как рыжая харкотина орудий Вновь низвергается с бездонной вышины И роты и
Зимняя мечта
В вагонах голубых и розовых и алых Уехать от зимы! Там в каждом уголке
Завороженные
Ночь — нет туманней и угарней, А под окном хлебопекарни Пять душ ребят Стоят,
Ярость кесаря
Невзрачный господин меж цветников гуляет. Он в черном сюртуке, с сигарою во рту. Порою
Вы, храбрые бойцы
Французы семидесятого года, бонапартисты-республиканцы, вспомните о своих отцах в девяносто втором году. Поль де
Впечатление
Один из голубых и мягких вечеров… Стебли колючие и нежный шелк тропинки, И свежесть
Воронье
Господь, когда зима, бушуя, Гуляет в мертвых деревнях И «ангелюс» поет монах, Скликай всю
Военная песня парижан
Весна раскрылась так легко, Так ослепительна природа, Поскольку Тьер, Пикар и Кo Украли Собственность
Венера Анадиомена
Из ржавой ванны, как из гроба жестяного, Неторопливо появляется сперва Вся напомаженная густо и
Вечерняя молитва
Прекрасный херувим с руками брадобрея, Я коротаю день за кружкою резной: От пива мой
В «Зеленом Кабаре»
Шатаясь восемь дней, я изорвал ботинки О камни и, придя в Шарлеруа, засел В
Уснувший в ложбине
В провалах зелени поет река чуть слышно, И весь в лохмотья серебристые одет Тростник…
Украденное сердце
Слюной тоски исходит сердце, Мне на корме не до утех Грохочут котелки и дверцы,
Таможенники
Ругающиеся в печенку, в душу, в бога, Солдаты, моряки, изгнанники земли, — Нуль пред
Спящий в ложбине
Беспечно плещется речушка и цепляет Прибрежную траву и рваным серебром Трепещет, а над ней
Сон на зиму
Ей Зимой уедем мы в вагоне розовом и скромном Среди подушек голубых, Нам будет
Солнце и плоть
I Очаг желания, причастный высшим силам, На землю солнце льет любовь с блаженным пылом;
Сиротские подарки
I Нет света в комнате, но в сумраке теней Спросонья шепоток детишек тем слышней;
Сидящие
Рябые, серые; зелеными кругами Тупые буркалы у них обведены; Вся голова в буграх, исходит
Шкаф
Вот старый шкаф резной, чей дуб в разводах темных На добрых стариков стал походить
Руки Жан-Мари
Ладони этих рук простертых Дубил тяжелый летний зной. Они бледны, как руки мертвых, Они
Роман
1 Нет рассудительных людей в семнадцать лет! Июнь. Вечерний час. В стаканах лимонады. Шумливые
Праведный (Отрывок)
Встал Праведный столбом. Сейчас он плечи скроет В багряном золоте заката. Я в поту
Плутовка
В харчевне темной с обстановкою простой, Где запах лака с ароматом фруктов слился, Я
Песня с самой высокой башни
Юность беспечная, Волю сломившая, Нежность сердечная, Жизнь погубившая, — Срок приближается, Сердце пленяется! Брось
Парижская оргия
Эй, вы, трусы! Всем скопом гоп-ля на вокзалы! Солнца огненным чревом извергнутый зной Выпил
Париж заселяется вновь
Зеваки, вот Париж! С вокзалов к центру согнан, Дохнул на камни зной — опять
Пьяный корабль
Между тем как несло меня вниз по теченью, Краснокожие кинулись к бичевщикам, Всех раздев
Ответы Нины
. . . . . . . . . . . . . .
Ощущения
В сапфире сумерек пойду я вдоль межи, Ступая по траве подошвою босою. Лицо исколют
Он спит
В зеленеющей яме щебечет ручей, За траву безрассудно хватаясь клочками Серебристой струи. Пеной ярких
Офелия
I На черной глади вод, где звезды спят беспечно, Огромной лилией Офелия плывет, Плывет,
Найди-ка в жилах черных руд
Найди-ка в жилах черных руд Цветок, ценимый всеми на́ вес: Миндалевидный изумруд, Пробивший каменную
Наказание Тартюфа
Он долго растравлял любовный трепет под Сутаной черною и руки тер в перчатках, Метался
На музыке
Вокзальная площадь в Шарлевиле На чахлом скверике (о, до чего он весь Прилизан, точно
Моя цыганщина
Я брёл, засунув руки в дырявые карманы И бредил про любое дрянное пальтецо. Я
Морское
Колесницы из серебра и меди, Носы кораблей из стали и серебра Взбивают пену, Вздымают
Мое бродяжество
В карманах продранных я руки грел свои; Наряд мой был убог, пальто — одно
Кузнец
I Он мощно оперся на молот. Он для всех Был страшен. Как труба, пронесся
Комедия жажды
1. Предки (Они) Твои великие мы Предки, Предки! Покрытые холодным потом Луны, деревьев и
Испуганные
Как черные пятна под вьюгой, Руками сжимая друг друга И спины в кружок, Собрались
Искательницы вшей
Когда на детский лоб, расчесанный до крови, Нисходит облаком прозрачный рой теней, Ребенок видит
Головокружение
Что значит для нас эта скатерть в крови И в пламени, и преисподние недра,
Голова фавна
Где ветви, словно облако резное, Сквозь золото резьбы, среди купав, Где, цепенея в тишине
Гласные
А — черный; белый — Е; И — красный; У — зеленый. О —
Феи расчёсанных голов
На лобик розовый и влажный от мучений Сзывая белый рой несознанных влечений, К ребенку
Добрые мысли поутру
Лето. Утро. Четыре часа. Еще сон не покинул влюбленных. В дальних рощах, росой окропленных,
Что нам, душа моя, кровавый ток
Что нам, душа моя, кровавый ток, И тысячи убийств, и злобный стон, И зной,
Буфет
Дубовый, сумрачный и весь резьбой увитый, Похож на старика объемистый буфет; Он настежь растворен,
Богема
Не властен более подошвы истоптать, В пальто, которое достигло идеала, И в сане вашего,
Бедняки во храме
Заняв последний ряд на скамьях деревянных, Где едкий полумрак впивается в глаза, Они вклиняют