Замутив родники, в зеленый убор,
Облачила весна дол и склоны гор.
Снова ласточки реют и там, и тут, —
Чинят гнезда свои и яйца кладут.
Отогрелась змея близ норы своей,
Поджидает расцвета роз соловей.
Край Гугарк под дыханьем весны воскрес,
Снег с Лалвара и с Лока уже исчез;
Ручеек Бохники в предрассветный час,
Весь под пеной густой, клокочет ярясь.
А в Упретском лесу дворец Арамян,
Как невеста, свой стройный украсил стан;
Слезы радости с кровель башен текут,
Словно в замке желанного гостя ждут.
Но хозяйка его, краса — Айкануш,
Почивает еще, и снится ей муж
Богатырского роста. Ей снится: он
Исполинской палицей вооружен,
Подошел к ней и, сразу упав к ногам,
Прошептал: ‘Айкануш, тебе жизнь отдам!
Или палицей этой меня убей.
Иль стать согласись женою моей’.
Тут с пуховых перин, она поднялась,
Словно солнце из моря в утренний час,
И вдруг золото кос, подобно лучам,
Заструилось по белым ее плечам;
Три-четыре служанки к ней подошли
И в роскошный наряд ее облекли.
Вещий сон взволновал ей душу до дна,
Великана забыть не может она.
‘Скоро гость, — молвит, — к нам прибудет. Так вот:
Проверить прошу запор у ворот.
Человек мне предстал ужасный во сне, —
Он пришел и посватался вдруг ко мне’.
Улыбаясь, одна из девиц в ответ
Ей промолвила так: ‘Намедни воспет
Был гусаном ужасный твой великан.
Торк-Ангех его имя; он — Паскамян.
На Пархарских горах, — говорит певец, —
Торк живет и пасет отары овец.
В нем запас безграничной мощи сокрыт,
Но душою он благ, хоть страшен на вид.
(Если груб, как скала, то беды нет в том,
Лишь бы не было сердце твое кремнем).
Он с людьми и зверями дружит всегда,
Львы и тигры ему стерегут стада.
Одного вы с ним рода, обоим вам
Ведь приходится дедом старый Паскам.
На тебя повлиял бродячий гусан,
И приснился тебе твой брат-великан’.
— ‘Приготовьтесь к любой из возможных встреч,
И при мне пусть мой дедовский будет меч!
Все ворота замкните вы на запор
И, умывшись, наденьте чистый убор!
Я уверена в том, что сбудется сон.
Гостя примем, коль в замок проникнет он.
Если путь он проложит к нам напролом,
То я Торка-Ангеха признаю в нем’.
Был приснившийся витязь, и правда, им.
Что ж, читатель! Его ввести поспешим.
1
В Армении жил, много лет назад,
Богатырь, сильней всех других стократ.
На простых людей был Торк непохож,
Едва ль человека страшней найдешь.
Глаза его были — точь-в-точь моря,
Чью гладь освещает утром заря;
Над ними нависли четою туч
Дремучие брови; был нос могуч
И грозен, как выступ большой горы;
Не зубы сверкали во рту — топоры.
Как скалистый кряж, воздымалась грудь,
Острия ногтей наводили жуть.
Поистине, был он страшный урод,
Его принимал за дэва народ,
И каждый, кто с ним встречался в горах,
Невольно в душе испытывал страх.
Он силой такой обладал, что в ров
Мог сразу столкнуть полсотни волов.
Ребенком еще он скалы дробил,
Дробил их руками, не тратя сил;
Руками же плиты из них тесал
И ногтем на них, бывало, писал.
Он был пастухом, но должны вы знать:
Была у него особая стать.
Завидев его, и тигры и львы
Становились сразу ниже травы
И хвостом виляли у ног его.
Звериное в нем признав божество.
Он кормил из рук всех зверей подряд
И в подпаски ставил несметных стад,
А сам в темный лес направлял свой путь
Наесться там вволю и отдохнуть.
Набравши стволов — числа их не счесть —
Он решил забором из них обвесть
Лесную чащобу, и за стеной
Оказался скоро весь зверь лесной.
Охотился лихо там Торк-Ангех.
С десяток оленей убив, он всех
На одном плече уносил домой,
Весь в поту от тяжкой ноши такой.
К нему подбегали и тигр и лев,
Его привечали, глаза воздев,
Потом раскрывали умильно пасть,
Прося себе вкусного блюда часть.
Как Шара, обжорой Торк не был, нет,-
Любил молоко и творог в обед.
Незлобивым был, но, в гнев приведен,
Страшнее небесной грозы был он.
2
Однажды в одной деревне народ
Раздразнил его криком: ‘Ангех! Урод!’
Рассердился Торк. Вырвав толстый ствол,
Он им, как метлою, село подмел, —
Подмел так исправно, что все село
Как будто бы бурею вдруг снесло.
Пустились селяне все наутек: —
Побороться с Торком никто не мог.
Узнав, как порой он бывает крут,
Его раздражать закаялся люд,
Стал ему всегда воздавать почет
И славить его, ведя хоровод:
Девицы и парни, в кружки сплетясь,
С хвалебною песнью пускались в пляс.
И скоро уродливый Торка лик
Стал народу мил, — он к нему привык.
Злопамятством Торк-Ангех не грешил,
И так как он зодчим отменным был, —
Село, что когда-то с землей сравнял,
Отстроил вновь из огромных скал.
С тех пор он всегда лишь добру служил,
Не щадя своих богатырских сил.
До него на дорогах царил грабеж,
От воров, бывало, куда уйдешь?
А с приходом Торка стали воры
Бояться совать свой нос из норы.
Он в ход не пускал ни меча, ни стрел,
Разгонять их взором одним умел.
Но ежели дерзость враг проявлял,
То он, отрывая куски от скал,
Над ним их обрушивал, словно град,
И был своей дерзости враг не рад.
На брег черноморский чужая рать
Приплывала грабить людей и хватать, —
Приплывала нагло средь бела дня,
По пенистым волнам струги гоня.
Разорил насильник не мало сел
И не мало девушек в плен увел.
Терпеть горемыкам стало невмочь,
Обратились к Торку с просьбой помочь.
Он к морю пошел, но — глядь! — корабли
Успели уже отплыть от земли.
Почувствовал Торк досаду и гнев
И громко завыл, как раненый лев.
Потом, отрывая выступы скал,
В плывущие струги кидать их стал.
Задрожало море, и струги вниз
И вверх, словно щепки, вдруг понеслись.
Вот новый удар, и в пене волны,
Как люльки, стали качаться челны.
Опять исполинский летит утес
И через мгновенье уж он унес
В пучину один из вражьих челнов.
Пиратам своих не спасти голов!
В пучине погиб весь вражеский стан,
Утопил негодных наш великан.
Из них лишь один вернулся домой
С разбитою вдребезги головой,
И рассказ его о дожде из скал
Несказанный ужас на всех нагнал.
Вот так богатырь Торк-Ангех сумел
Бесчинству врага положить предел.
3
О Торке все шире слава росла,
Пока до слуха царя не дошла,
И царь, чтоб узреть его, наконец,
Ему приказал прибыть во дворец.
Богатырь собрался в путь и пошел,
На плечо, взвалив огромнейший ствол,
В чьих ветвях висели лань и джейран,
Козуля, олень и дикий баран.
В столице давно прослышал народ,
Что туда преславный витязь идет.
Поспешив дома и лавки замкнуть,
Навстречу ему все двинулись в путь.
В толпе раздавалось со всех сторон:
‘Будет скоро здесь, у заставы он’.
На Торка взглянуть пришли все подряд: —
Мужчины и женщины, стар и млад.
Когда появился в столице Торк,
Населенье все обуял восторг.
Мнилось, башня вдруг вошла на мейдан, —
И впрямь ростом с башню был великан.
На плечо, как трость, положив свой ствол,
Он шагом саженным к дворцу пошел
И, в него войдя, изумил царя.
Свою ношу, ни слова не говоря,
Он на пол сложил и тотчас потом
Преклонил колени перед царем.
‘Мой Торк, — молвил царь, — тебе исполать!
Тебя я ценю как целую рать’.
Торк устами к царским ногам припал,
И царь по плечу его потрепал.
4
Великаний ум, — так слышать привык
С малолетства царь, — весьма невелик.
Но с тех пор, как с Торком он стал знаком,
Иначе он начал думать о том,
Три месяца прожил Торк у царя,
С ним трапезу изо дня в день деля.
Однажды, чтоб Торка ум испытать,
Спросил его царь: ‘Предпочтение дать
Надлежит ли силе или уму?’
‘Людям оба впрок, — Торк в ответ ему: —
В малой силе нет большого ума,
Уму же полезна сила весьма.
Однако в чем ум, рассудит не всяк:
В глазах дурака и мудрец дурак.
Есть ум, что нас учит жизнь охранять,
И другой, что учит добро стяжать.
Такими умами весь мир живет,
Обладает ими и глупый скот.
Но еще есть ум, — богатырский: им
Без устали мы создаем, творим.
К добру он влечет людские сердца,
Приближает их к престолу творца,
Нам воздух и землю во власть дает,
Огню и воде оковы кует,
Созидает прялку и крепкий плуг,
Превращает в пашни поля вокруг,
Из дерев и камня на долгий век
Нам строит дома. Так вот: человек
Лишь этим пускай гордится умом:
Отличие наше от тварей в нем’.
Изумил царя своей речью Торк,
Эта речь его привела в восторг.
5
Немного спустя царю довелось
Увидеть, как держит наш Торк утес
Огромный в руках, и ну с ним играть,
Как с малым ребенком играет мать.
Руками утес обломав потом,
Он то по нему проводить перстом,
То ногтем скрести его грани стал,
И вот он в конце-концов изваял
Фигуру царя с головы до ног, —
Портной бы сшить платье лучше не мог.
Ну вылитый царь — в короне златой,
С покрытою жемчугом бородой,
С державой в руке, в багрец облачен,
С мечом, извлеченным вон из ножен,
В изумлении царь уставил свой взор;
Торк еще милей стал ему с тех пор.
6
Раз на Торке царь задержал свой взгляд
И подумал: ‘Муж этот — сущий клад.
Хоть огромен слон, его ум не мал, —
Это так. Но Торк! Ведь всевышний дал
Ему все: и рост, и могучий ум,
И дар воплощенья творческих дум.
Не чужд и любви он, того гляди!
Но его к своей кто прижмет груди?
Во вселенной всей деву, где сыскать,
Что его женой пожелала б стать?
Все ж супругу он, чай, себе найдет,
Богатырский мне народит с ней род’.
Так подумал царь и к себе тотчас
Торка в дом призвал и сказал, смеясь:
‘Я не верю, Торк, что в груди твоей
Может жить любовь, как у всех людей’.
Улыбнулся витязь, как сосунок,
К чьим устам вдруг мать поднесла сосок,
И огнем любви все лицо зажглось,
Расцветилось вдруг лепестками роз.
Он ответил: ‘Пусть, о великий царь,
Мне кто скажет: есть во вселенной тварь,
Цветок иль кремень без чувства любви;
Скажу: этой басней других диви.
Весь мир — океан, земля, небосвод, —
Любовью наполнен, ею живет.
‘Так только влюбленные, Торк, говорят;
Нашел ты зазнобу, бьюсь об заклад’.
— ‘О, нет, государь мой, ошибся ты:
К кому б я направил свои мечты?
Мое племя в дальней живет стране, —
Как пройти туда, неизвестно мне.
Из девушек наших часто одна
Является мне в видениях сна.
Она одиноко, как я, живет,
Но со мной не схожа: ведь я урод,
Она же прекрасна, как солнца лик,
Что утром из бездны морской возник’.
— ‘Но эта красавица, Торк — как знать, —
Подругой твоей захочет ли стать?’
— ‘Она обещала это во сне,
Поставив одно условие мне:
‘За мною, сказала она, приди,
Меня в поединке, Торк, победи!
Я готов на все, чтоб ее найти,
Но, увы, я не ведаю к ней пути’.
— ‘Постараюсь я, чтоб она нашлась, —
Искать всем наместникам дам приказ’.
Торк взыграл душой, но смутился так,
Что вдруг вспыхнул весь, покраснел, как мак.
Он к ногам царя головой припал
И тотчас же прочь скорей убежал.
Был и царь доволен тем, что в тайник
Сердечных волнений Торка проник.
7
Немедля в палаты царь пригласил
Бедешхов своих и так вопросил:
‘Какие у нас живут племена
И быт их каков?'(На престол страна
Призвала царя с чужбины, и он
Был слабо в дела ее посвящен).
‘Великаны, Торку подобные, тут
Как в былые годы, еще Живут?’
Наперед других взял слово Аран,
Могучий Бахской страны ишхан:
‘У нас великаны, преславный царь,
Продолжают жить, как жили и встарь.
От людских очей они прочь бегут,
И ущелья гор им дарят приют.
Податей платить не хотят они,
Свободой своей дорожат они.
Им всего милей под землею тьма,
В недрах скал свои строят все дома.
Из земли порой: — мы, дивясь, глядим, —
Сотней струек вверх вздымается дым.
Ну ни дать, ни взять: — поселок большой
Раскинулся там внизу под землей.
А разыщешь дверь и вовнутрь войдешь —
Великанов душ двадцать пять найдешь.
Вкруг котла сидят, кинув бревен пять
Под него в огонь. Великанша-мать
Стоит с исполинским ковшом в руках
И в медном котле о шести ушках,
В котором лежат два-три кабана,
Мешает, нахмурясь: обед она
Готовит себе и семье своей;
Служит ковш-лопата за ложку ей.
Повсюду в пещеры двери видны,
Пещеры девиц, молодиц полны.
Любая из дев и отрок любой
Не одною выше нас головой.
Но с Торком никто не схож, — красота
На лицах равно у всех разлита’.
— ‘Все правда, что молвил мой друг Ара
Отозвался тут Гугарка ишхан; —
Податей бегут и у нас они,
Проводят свои в ущельях дни,
Говоря: ‘Кто гзира увидит лик, —
Как весенний снег, тот растает вмиг.
Оттого-то рост у людей так мал
И так схож хребет их с дугою стал,
Что отдать должны гзирам тьму монет,
Хотя у самих и одной-то нет.
Без сборщиков мы живем, без старшин
Потому любой из нас — исполин’.
‘Неужели,- царь спросил,- не нужны
Им деньги?’И князь Лорийской страны
Ответил ему: ‘Кто сыт и одет,
Как они, нужды тому в деньгах нет.
Все вволю у них: и луга и поля,
Овечьи отары, лен, конопля;
И молочный скот, и рабочий скот,
И искусный червь, что им шелк дает.
Их женам привычен хозяйский труд,
День-деньской они то ткут, то прядут,
Себя одевают и всех своих,
Узоры творят покрывал цветных.
Все то, чем украшен домашний быт,
Работа их рук прилежных родит,
Есть масло у них, и творог, и мед,
И овощи самых разных пород.
Ручьи их бегут с журчаньем живым,
Целебные травы знакомы им,
И если у них чего-нибудь нет,
В обмен на другое им даст сосед.
Пьянящих напитков не пьют они,
Порочные страсти им не сродни,
Болезней не знают, и долгий век
Безмятежной жизни их длится бег.
Член общины члену другому — брат,
В них община видит родимых чад.
Так, связаны цепью дружбы святой,
— ‘Не легко, — ответил царю ишхан, —
Им чужды вражда, раздраженье, злость;
Им путник забредший — желанный гость’.
— ‘Но нам-то такие к чему нужны,
Раз им дела нет до нашей казны?’
— ‘Податей не платят, но в бой спешат,
Коль родине злой грозит супостат.
Взяв с колчаном лук и пращу с собой,
Идут, как на свадьбу, в кровавый бой.
Врага осыпают градом камней,
Мечут тучи стрел, что стволов длинней.
А коль нет камней и стал пуст колчан,
Силой голых рук ломят вражий стан.
Как волк, что в овчарню проник, — один
Сто врагов крушит любой исполин’.
— ‘Раз так, на свободе пускай живут,
И с них податей пускай не берут,
Но требую, чтобы Торку они
Невесту в ближайшие дали дни’.
Они друг за друга стоят горой.
Исполнить приказ, что тобою дан.
У них стародавний обычай есть:
Нельзя без борьбы невесту увесть.
Женихи вступают друг с другом в бой,
И кому победа дастся судьбой,
Тот с девушкой может брак заключить,
Но прежде он должен ее сразить
В поединке честном, не то она
Во веки веков ему не жена.’
— ‘Приснилось и Торку вот так как раз,
Бедешхам сказал государь, смеясь: —
Мы Торка отправим, и — в руку сон —
Пусть силу свою испытает он’.
1
Друг юности милой, гений любви!
Помоги мне тут, меня вдохнови.
Чтоб я неумелой своей рукой
Начертать мог образ небесный твой.
Айкануш и… Торк! Их как сочетать?
Но всесильна ты, любви благодать.
Любовь, говорят, обняла кизяк, —
Оторвать ее не могли никак.
Нередко орел и медведь, и лев,
И другие звери влюблялись в дев,
И к себе в жилье умыкали их:
Но обычно скоро хищник-жених
Звериный свой лик на другой менял
И прекрасным юношей представал.
Всем, жертвой ставшим волшбы лихой,
Любовь возвращает образ людской,
И прежней красою сверкать дано —
Будь то птах иль змей: — всем зверям равно
Красота, как солнце, в лучистый свет
Облекает всякий темный предмет.
А любовь, собравши лучи в тиши,
Зажигает светоч в горне души.
Взор замкнулся и в синюю даль проник,
Лишь сердце глаголет, молчит язык;
Сновидений светлых и грез чреда
Волной заливает мозг, и тогда
Влюбленное сердце взмывает ввысь,
Отчужденно глядя на землю вниз.
2
Наступило лето, и райский сад,
Исполненный сладких любви услад,
На горной вершине Лока расцвел, —
Любуется им восхищенный дол.
Цветы, благовоньем воздух пьяня,
Друг друга целуют на склоне дня;
Друг с другом обнявшись, ручьи бегут
В укромной ложбины тихий приют;
Пастушья свирель о любви поет,
Резвятся ягнята близ ясных вод.
На Локе вверху стоит великан, —
Его не узнал никто из селян.
Да это же Торк-богатырь, наш друг!
Он сюда пришел и глядит вокруг.
Пред ним, красотою чаруя взор,
Лежит необъятной шири простор,
А внизу у ног, как холмиков ряд,
Хребта снегового пики торчат.
То мощный Кавказ, хребет-великан,
Земной нашей тверди Левиафан.
Он в Евксинский Понт ушел с головой,
А хвост омочил Каспийской волной.
Стеной, что из бездны возникла вдруг,
От севера он отделяет юг.
Как пояс, в который вкраплен алмаз,
Блестит он, вкруг стана земли виясь.
На восток взгляни! Там солнце встает,
Сверкая красой, из Каспийских вод.
И первых лучей златоносный свет
Огнем озарил Кавказский хребет.
Посмотрел вокруг наш могучий Торк,
И душу ему наполнил восторг.
На колени став, он взор устремил
Туда, где взошло светило светил.
И гимн громогласно ему пропел.
Песне эхом вторил земной предел.
3
С пастушеским посохом вдруг пастух
Приблизился к Торку, как некий дух,
Ниспосланный солнцем с горных высот.
Чтоб нашего Торка встретить. И вот
Пастух вопросил: ‘Куда ты идешь
И кто ты? Скажи мне, кого зовешь?’
— ‘Я путник,- ему богатырь в ответ, —
По свету брожу уже много лет.
В какую страну, скажи, я забрел?
Какие названья у этих сел?’
— ‘Назвать их подряд не сумею я, —
Недавно пришел я в эти края.’
Свой посох простер к долине пастух
И стал называть селенья вслух:
‘Вот это Кадженк, а там Мошакан.
На город вдали взгляни, великан,
Что разлегся там на весь Богнопор.
Цуртав его имя; он с давних пор
Красуется тут, в цветники одет.
А подальше там — дубрава Упрет,
Владенье красавицы-сироты, —
— ‘Как зовут, поведай мне, госпожу
Чудеснее девы не сыщешь ты.
— ‘Краса-Айкануш. Тебе я скажу:
Исполнилось ей лишь семнадцать лет
А краше на свете женщины нет.
Земле не к лицу такая краса.
Гордиться бы ею могли небеса’.
— ‘Ужель без родных живет госпожа?’
Спросил богатырь, от любви дрожа.
— ‘Правитель увел их в давние дни
Всех в Кадженк, и там остались они.’
— ‘Так значит в Кадженке они цветут?’
— ‘Нет! Может быть, в небе нашли приют’.
— ‘Так значит их смерть унесла? Их нет?’
— ‘Кто горы оставил, за тем вослед
Поспешает смерть. Однажды они
Не двинулись в горы в летние дни.
И Солнце за это их род с тех пор
Навек от родных отлучило гор’.
— ‘Но кто же печется о ней, коль нет
Родных у нее? Ей так мало лет.’
— ‘О других печется она сама,
Открыты для всех ее закрома.
Не сочтешь служанок ее и слуг,
Полон псами двор и стадами луг.
Хоть той же породы, что ты, — она,
Тебе не в пример, как тополь стройна.
А силою мышц она превзойдет
Весь этих краев великаний род’.
‘Почему же она не вступила в брак?’
‘А ровня ей кто? Ни свой, ни чужак;
Я слышал, что скоро из дальних стран
Придет исполинских сил великан:
Бродячий нам это предрек певец.
Его-то и ждет она во дворец’.
Тут взыграл в груди Торк-Ангеха дух.
На него взглянул и понял пастух,
Что пред ним стоит герой-великан,
О котором пел бродячий гусан.
Он молвил: ‘Блажен, кто отсель, как муж,
Увезет к себе домой Айкануш.
Ее доброте неведом предел, —
И дня не проводит без добрых дел.
Бедняк от нее ждет всегда услуг, —
То вола возьмет у нее, то плуг.
Круглый год она и масло и сыр
Между теми делит, кто наг и сир.’
‘Покажи мне путь кратчайший в Упрет’, —
Тут промолвил Торк, и пастух в ответ:
‘Дорогой вот этой ступай как раз,
И к Упрету придешь в полуденный час’.
4
К зениту кончает солнце свой путь:
Пора пообедать и отдохнуть.
В Упрете сегодня вкусный обед —
Уха и шашлык, но хмельного нет.
С нетерпеньем гостя ждет Айкануш,
Хотя бы им был приснившийся муж.
И вот у ворот раздается вдруг,
Оглушая всех, настойчивый стук.
Все громче пришлец в ворота стучит,
Но замок, как будто вымер, молчит.
‘Ни слова в ответ! Засова с ворот
Не снимать!’- велит Айкануш, но вот
Послышался треск, и крепкий металл,
Как бумага смят, на землю упал.
Богатырь по лестнице вверх взошел
И словно бедняк, что несыт и гол,
Иль дитя, с которым в разладе мать,
На ступени сел и стал ожидать.
От Торка толпа служанок и слуг
Шарахнулись прочь, — их объял испуг.
Им крикнувши: ‘Стойте, ведь этот муж
Сегодня наш гость!’тотчас Айкануш
Направила к Торку-Ангеху шаг
И молвила, вслух рассуждая так:
‘Уверена я, что, сей великан —
Ну никто другой, как Торк Паскамян.
Кто б еще ворота мои открыл?
У кого б на это хватило сил?’
Точно так же Торк, за хозяйкой вслед
Рассуждая вслух, так сказал в ответ:
‘Коль Торка узнать смогла Айкануш,
Захлопывать дверь перед ним к чему ж?
Иль шуточки шутит с Торком она?
Тогда этот взлом не его вина.
Ворота починит Торк, и опять
Закрытыми будут они стоять’.
Спустился по лестнице Торк, и вот
Через пять минут железо ворот
Ногтями пригладил, — ржавый металл
Серебряным блеском вдруг засверкал.
На Торка, когда он пришел назад,
Айкануш направила нежный взгляд
И сказала: ‘С голого камня встань!
Ты вкусный обед, восхищенья дань,
Мой гость, мастерством своим заслужил.
Чай, голод тебя в дороге сморил?’
— ‘Да, голоден я, и весьма к тому ж,
Вздохнувши, ответил Торк Айкануш: —
Чем хочешь ты голод мой утолить?
Чем жажду мою ты хочешь залить?
Меня лишь одно насытит, — твоя Любовь,
Айкануш, голубка моя!
На то, что лицом я груб, не гляди:
Нежнейшее сердце в моей груди.
Тебя, мой кумир, с головы до пят
Вмещает оно как некий клад.
Я у ног твоих… Скажи мне скорей,
Я люб ли тебе. Если нет, убей’
— ‘О любви твоей, милый гость, потом
С тобою беседу мы поведем’.
— ‘Я раб твой! Любое мне прикажи, —
Коль хочешь, как пса к дверям привяжи.
Чтоб я, как зеницу ока, берег
Тебя от любых невзгод и тревог’.
— ‘Меня ты спасешь от тревог и невзгод,
От твоих когтей кто меня спасет?’
Айкануш и вместе с нею Ангех
Рассмеялись вдруг,- был весел их смех.
Свой голод они утолили тут.
Не коснувшись поданных вкусных блюд.
5
Любил Торк-Ангех, от души любил.
Горяч был и чист его страсти пыл,
И черный его и суровый лик
Превратился ныне в ясный родник,
Струящий лишь нежность, мир и любовь,
А ужасный взор, леденивший кровь,
Стал словно луна, что с небесных круч
Посылает вниз медоносный луч.
Как ловок он стал, улыбчив к тому ж!
Кто скажет, что был наш Торк неуклюж?
6
Чем жарче горит костер, тем трудней
Нам стоять вблизи от его лучей:
От самца, что кличет и день и ночь,
Убегает самка в смущеньи прочь.
Соловьиным песням Торка в ответ
Молчит Айкануш, как розана цвет:
‘Быть-может’, ‘пожалуй’, ‘ах, нет’, ‘о, да’
Вот все, что услышит он иногда.
Девической скромности крепкий щит
В могучих руках Айкануш блестит,
И Торку однажды молвит она:
‘Жениху другая повадка нужна.
Я знаю, что силой ты знаменит,
Но с тобой сразиться мне надлежит.
Пусть страшны твоих ногтей острия,
Но дивным мечом обладаю я.
Который любого врага сразит,
Хотя б он был грозен, как ты, на вид’.
— ‘Айкануш! — воскликнул Торк,- пощади,
Меня, мой кумир, с ума не своди.
Поверь, мне не страшен меч никакой,
Пади хоть с небес он в предел земной.
Но как мне решиться твой стан в тиски
Схватить моей железной руки?
Себя побежденным я признаю
И к твоим ногам жизнь кладу свою.
За себя поставь сто мужей — иль нет,
Поставь их тысячу, тьму, мой свет!
Мигни, и с корнями я вырву бор,
Прикажи, — сдвину громаду гор,
Направлю в другое русло родник,
Смешаю ущелья и горы вмиг.
Раскрошит утесы рука моя,
Но тебя коснуться не смею я’.
— ‘Если так, — ему в ответ Айкануш, —
Великанов мне два десятка душ
Приведи сюда. Подойди в Дзорапор,
Где они живут в темных недрах гор.
Коль ты полонишь два десятка их,
Все скажут, что ты достойный жених.
А ежели нет — вся наша родня
Обрушит насмешек град на меня;
Повсюду молвы разнесется гул:
Бездомный бродяга ее умыкнул’.
1
Отправился Торк, взяв с собой бревно,
Как посох служило ему оно.
К великанам он пришел в Дзорапор
И, сойдя в обрыв меж ущелий гор,
Зарычал, — был рык так со львиным схож
Что ущелье все охватила дрожь.
Из пещер своих великаны вдруг
Выбегают все и глядят вокруг.
Видят: там, внизу, наш Торк-исполин
Стоит, на бревно опершись, один.
Все рукой его привечают: ‘Брат,
Подымись же к нам!’Каждый гостю рад.
Поднялся наш Торк и скоро проник
В одну из пещер, где бодрый старик,
Хозяин жилища, чтя гостя в нем,
Ему оказал отличный прием:
Велел обновить ковровый настил
И вверху ковра его усадил.
Сколько было взрослых и юных чад,
Все к руке его подошли подряд.
Невестки внесли корыто потом
И ноги Ангеху умыли в нем.
Не прошло, пожалуй, и двух минут, —
Великанов двести набилось тут;
Все пришли на гостя взглянуть, и стал
Гудеть, словно улей, просторный зал.
‘Добро к нам пожаловать, милый брат!’
Так все обратились к нему подряд.
‘Ты кто и откуда?’ — такой вопрос
Услышать ему в тот день не пришлось.
Обычай у них: в теченье трех дней
Ни о чем своих не пытать гостей.
Три дня угощали Торка они, —
Как праздник сплошной прошли эти дни.
Оленя один принес великан,
Другой — свежей рыбы огромный чан;
Этот — дичь пернатую, а другой —
Много кур и сыра запас большой.
Чуть не рухнул стол от огромных груд
Разных яств мясных и молочных блюд.
Молодежь венчала пляскою пир
Под сладостный звук свирелей и лир;
Старики, и те заводили пляс.
Столько счастья Торк видел в первый раз.
2
И подумал он: ‘Раз я так им мил,
Столько хлеба-соли у них вкусил,
Как могу на них я руку поднять,
С любой головы волосочек снять?
Пролить я не в силах братскую кровь, —
Потребуй иного, моя любовь!
Что лаской своей свершит человек,
Того не свершит он силой вовек.
Нам сила в подмогу только нужна, —
Побеждает ласка, она одна.
Радушное сердце этих людей
Сковало меня любовью своей.
3
Когда миновали четыре дня,
Великанам Торк промолвил: ‘Меня
Не спросили вы, о братья, досель,
Какова моих всex скитаний цель,
Почему земной обхожу простор
И чего ищу средь ущелий гор.
Показали мне вы любовь свою,
Вам за хлеб и соль поклон отдаю.
Пускай неизменно ваш дом цветет
И вечен да будет ваш славный род.
Пришел я подмоги просить у вас,
Мою просьбу вам изложу сейчас.
Вы знаете, верно, деву-красу.
Что одна в Упретском живет лесу.
Ее я хочу, не вступая в бой,
Увести супругой к себе домой.
Мне помочь советом и делом вас
Просить я пришел. Коль встречу отказ,
То жить не хочу. Убейте меня
Иль вместе со мной, не теряя дня,
Добудьте отраду души моей,
Чтоб мирную свадьбу я справил с ней’.
Умолк Торк-Ангех, и тогда старик
Сказал, обратив к великанам лик:
‘Небось, вы читали в сказках о том,
Как часто, к невестам явившись в дом,
Дэвы в тьму пещер умыкают их.
Невесту потом спасает жених
От страшного дэва, и пир горой
На свадьбе идет, и счастлив герой.
Причина гордиться карлику есть,
Коль смог он невесту силой увесть,
Но нам, великанам, силой своей
Пред невестой хвастать смешно, ей-ей!
Не силу, любовь пред ней прояви, —
И тогда достоин будешь любви.
Я согласен с гостем нашим вполне, —
Его мысль благородной кажется мне.
Айкануш не унес в подземелье дэв,
Она не похожа на бедных дев,
О которых сказки нам говорят, —
При ней ее замок, что всем богат.
Итак, вы постройтесь в ряды скорей
И с песней и пляской отправьтесь к ней.
Упрямице этой надо внушить,
Что незачем в бой за себя спешить.
За вами свой слабый направлю шаг,
Чтоб благословить этот славный брак.
Пускай молодежь к ней с нами пойдет,
Чтобы песни петь, водить хоровод’.
Старик свою речь окончил, и вот
Толпа загудела: ‘В поход, в поход!’
— ‘Нет, я не согласен, — крикнул один
К скале прислонившийся исполин, —
Женихи, что ищут руки Айкануш,
Безмозглые твари. Их двадцать душ,
А бесчинство их повергает в страх
Народ, что в окрестных живет горах.
Они — цобапорцы; уж столько лет
На это отродье управы нет.
Их как вразумить! Как дать им понять,
Что негоже камни в детей кидать?
Только смертный бой, уверяю вас,
Их может пронять. Вот и весь мой сказ’.
— ‘Вы детишек всех, — молвил добрый дед,
Поручите мне. Их от всяких бед
Уберечь берусь. Волосок, и тот
С ничьей головы у них не спадет.
Мы нынче в Упретский замок войдем,
А вам предлагаю быть завтра в нем.
Согласны? Тогда к походу ребят
Прошу никаких не чинить преград’.
Детвора, услышав это, гурьбой
Повисла на старце: ‘Можно с собой
Нам, дедушка, луки и стрелы взять?
Увидишь, мы будем храбрая рать’.
Улыбнулся дед, как ребенок сам, —
Раздавать оружье стал малышам.
Кому дал пращу, кому толстый сук,
Одному — копье, а другому — лук;
У того в руках заблестел кинжал,
А этому в руки лишь прут попал.
Развеселых девочек легкий рой
Взял бубны, свирели, трубы с собой,
И детское войско — любо взглянуть! —
Вкруг деда собравшись, двинулось в путь.
Командовал дед всей толпой ребят:
‘Эй, в ногу, ребята! Вперед, назад!’
Ликовали взрослые: ‘Глянь-ка, в поход
Могучее войско детей идет’.
4
В путь воинство двинулось, и в обед
Уж был им захвачен замок Упрет.
Свирели и бубны ночь напролет
Оглашали шумом высокий свод.
Загремели лес и ущелья гор,
И понесся гул волной в Цобапор.
Орда женихов с утра, чуть свет.
Смущенная шумом, пришла в Упрет.
Они улеглись под самой стеной,
И каждый храпел, словно зверь лесной.
Явился и Торк с братанами; их
С три десятка было,- сильных, лихих.
Цобапорцам Торк промолвил: ‘Привет!’
Но те промолчали ему в ответ.
Приветствие Торк повторил опять,
Чтоб только их вежливость испытать,
Но снова воды все набрали в рот, —
Ну, ни дать, ни взять, — бессловесный скот.
‘Близкий родич я красы-Айкануш;
Сегодня решу, кто ей будет муж.
Кто хочет добиться ее руки,
Для боя готовь свои кулаки.
Тому, кто сразит остальных в бою,
Я в жены отдам сестрицу мою.
Коль вы женихи, войдите во двор
И в бою перед ней решите свой спор’.
Цобапорцы мигом, рвенья полны,
В ворота протиснулись, как слоны.
Все гости наверх поднялись чредой,
А борцы внизу готовились в бой.
Поднявшись наверх последним из всех,
Красе-Айкануш доложил Ангех:
— ‘Сюда объявились, кроме гостей,
По собственной воле тридцать мужей,
Пусть бьются, — посмотрим, кто верх возьмет,
И затем сведем с победившим счет’.
— ‘Разрешите мне, — встав, промолвил дед, —
Объяснить борцам, каков с давних лет
Закон поединка, чтоб честно бой
Они повели сейчас меж собой.
Должен жребий вашу решить судьбу, —
Кто вытянет жребий, начнет борьбу’.
Заиграли бубны и трубы тут,
Бойцов подвигая на ратный труд,
И вот Айкануш, их спора предмет,
Взошла на балкон, как солнечный свет.
Кто смог уловить очей ее взгляд,
Отважнее делался во сто крат.
Цобапорцев двое вышли и миг
Стояли, взъярясь, как буйвол и бык.
Через миг, друг с друга глаз не сводя.
Схватились они, как два медведя.
Не скажешь, который храбрей… Земля
Дрожала под их ногами, пыля.
То взнесутся вверх, то трутся о прах,
То лбов не щадят, как козлы в горах;
То стоя ведут, то с колена бой,
Но никто земли не тронет спиной.
Длится схватка их уж четвертый час,
А бьются они, все пуще ярясь,
И друг другу рвут, словно тигры, плоть, —
Но не в силах враг врага побороть.
Один оступился вдруг, и другой
Хотел на него наступить ногой.
Но упавший вдруг восстал великан
И врага, его обхвативши стан,
Приподнял на воздух и грохнул так,
Что на локоть в землю вдавился враг.
Лежал побежденный, еле дыша.
И с телом прощалась его душа.
Воскликнули гости: ‘Слава тебе!’,
Вознося того, кто взял верх в борьбе,
Но он, чтобы цели достичь своей,
Был должен сразить и прочих мужей.
Увы, не хватило на это сил, —
Он только троих на землю свалил;
Четырех сразил великан шестой,
А десятый десять и кончил бой.
Он звался Авагом, сильней был всех;
С ним встретиться должен был Торк-Ангех.
5
Авага наш Торк наверх пригласил
И рядом с собой его усадил.
‘Ты всех, — молвил он, — победил в борьбе.
Присудить награду надо тебе.
Однако, жестокий не кончен бой, —
Ты должен сразиться еще со мной.
Коль вызов не примешь, то в этот дом
Ты можешь и впредь войти женихом.
Я из этих дев тебе отдам
Любую, с тобой побратаюсь сам’.
‘А ты Айкануш уведешь с собой
И свадьбу с ней справишь, придя, домой?
Не согласен я и готов к борьбе.
Хотя б уступал я в силе тебе.
Я в жены хочу одну Айкануш,
Я девам другим не жених, не муж.
Победы иль смерти желаю я:
Мое пораженье — гибель моя’.
— ‘Ты нынче устал, отдохни денек.
Со мной познакомься за этот срок.
Я завтра в любой указанный час
К услугам твоим. Бой рассудит нас’.
— ‘Отлично, — заметил почтенный дед: —
Отложить до завтра и мой совет’.
На эти условья борец пошел,
И вот за накрытый уселись стол
Великаны все; призвали и тех,
Которым в бою не блеснул успех.
В веселых беседах прошел обед,
Усталости всякой исчез и след.
6
А после обеда дед-великан
Всех играть позвал, и простор полян,
Ареною игр богатырских став.
Огласился шумом резвых забав.
Над всеми брал верх в забаве любой
Наш Торк-богатырь; он силой такой
Обладал, что мог соперников всех
Один одолеть без всяких помех.
Связать ли кого или в ров столкнуть.
Отбросить ли мяч от кого-нибудь,
Пуститься ль вприпрыжку или бегом, —
Неизменно первым был Торк во всем.
Чтобы вырвать мяч у него из рук,
Его облепляла толпа вокруг
И висла на нем с четырех сторон,
А наш Торк бежал, навьючен как слон,
Все дальше во весь богатырский дух,
Насевших сгоняя с себя как мух.
Устроитель игр, старик-исполин
С улыбкой сказал Ангеху: ‘Мой сын,
Посиди-ка лучше рядом со мной,
Ты людям мешаешь своей игрой’.
Торк присел, и кончилась тут игра,
Для новой затеи пришла пора.
Заранее дед попросил детей
Из рощи принести дубовых ветвей,
И дети вернулись теперь как раз.
Они окружили Торка тотчас,
И он, на колени взяв малышей,
Стал их гладить грубой рукой своей.
Ребята запели, ставши в кружок,
И быстро сплели из ветвей венок.
‘Авагу венок этот, — молвил дед, —
Поднесем в честь славных его побед’.
— ‘Недостоин я, — воскликнул Аваг, —
Ведь Торк среди нас. Я думаю так:
Завидовать мужу такому — грех:
В игре показал свою мощь Ангех.
Не из плоти он, а из крепких скал;
Он смертный иль бог, никто б не сказал.
Мы должны чело склонить перед ним, —
Противясь ему, себя осрамим’.
— ‘Дивлюсь я, — ответил старец ему; —
Цобапорец ты, а умен. Не пойму!’
— ‘Цобапор не родина мне, старик!
Деревня моя — Железный рудник’.
— ‘Ты так и сказал бы! Итак, заметь:
Женихом для нас ты будешь и впредь.
Любая из дев за тебя пойдет,
И братом Ангех тебя назовет’.
— ‘Не братом его мне быть, а слугой;
Признаю я Торка власть над собой’.
Растрогали Торка эти слова;
Он привстал и, слезы сдержав едва,
Чело великану поцеловал
И, братом назвав, его приласкал.
‘Теперь, — обратился дед к Айкануш, —
Тайну дум своих и ты обнаружь.
Скажи нам,- прибавил старик, смеясь, —
Поединка жаждешь ты и сейчас?’
‘Для меня священна воля твоя:
Коль биться прикажешь, выступлю я’.
— ‘В состязанье вам я велю вступить,
Но любовь должна вам оружьем быть.
Любите — один другого сильней;
Она — твой оплот, ты — хранитель ей.
Кто вступает в брак, оружье готовь!
Святое оружье это — любовь’.
Айкануш и Торк, как дети, вдвоем
На колени встали пред стариком,
На обоих он венки возложил
И брачный союз их благословил.
— ‘А теперь, — он крикнул толпе ребят
Трубите, и пусть ущелья гремят’.
7
В конце повестей, что долго велись,
Три яблока падают с неба вниз,
Но иначе мой кончается сказ, —
Кончается тем, что царский указ
Правитель Гугарка, знатнейший муж,
Привез из столицы в дом Айкануш.
Роскошен правителя был наряд,
И конный его окружал отряд.
Развернувши грамоту, он при всех
Прочел, что преславный витязь Ангех
Отныне наместник царя и часть
Державы в свою получает власть.
Восторженно приняли все указ,
У Торка слеза скатилась из глаз.
Затем драгоценных подарков ряд
Правитель поднес, — был тут целый клад;
Ожерелье, серьги, дивный браслет.
Не один горящий огнем самоцвет,
Чувяки пурпурные, острый меч
И шуба соболья с царских плеч,
А сверх остального всего добра —
И золота груды и серебра.
Айкануш посол преподнес багрец
Подвенечный, пять алмазных колец
И тьму драгоценных мелких вещей,
(Чрез него царицей посланных ей).
И правитель сам поднести был рад
Ангеху богатый княжий наряд.
У гостей, смотревших, как Торк-пастух
Царем вознесен, захватило дух.
‘Я вам говорил, — промолвил Аваг, —
Что Торк наивысших достоин благ’.
С ликованьем новым свадьба прошла.
Напитков и блюд не сочтешь числа.
Серебро и золото на гостей,
Словно дождь, лились пять ночей и дней.
Сказка Торк-Ангех
Среднее время чтения: 41 минут(ы)