Правдивая история о приключениях котов на море и на суше
Кот Василий, простота,
Ловит удочкой кита:
На крючок плюёт, плюёт –
Только кит-то не клюёт!
Старинная поморская песня
История первая
Коты выходят в море
Деревня Котьма стоит на берегу Белого моря. Раньше в ней жили люди, а потом все перебрались в город. И собаки с ними. А коты остались. Известно, собака к человеку привязана, а кот – к дому…
Скучно стало в деревне. Пусто. Голодно. Мыши и те ушли. Несладко пришлось котам. Кто бегал воровать в соседние деревни, кто попрошайничал в городе, а остальные – перебивались с хлеба на воду.
Афанасий, по прозвищу Афоня, стоял на берегу с удочкой, когда к нему подошёл Котаускас:
– Как ловится?
– Плохо. Сейчас рыба от берега отошла, её в море ловить надо, – Афанасий поплевал на крючок и снова закинул удочку.
Коты помолчали.
– Я собираю команду, – сказал Котаускас, – в море за рыбой идти. Нужен старпом и кок. Улов – поровну.
В море Афанасий ни разу не ходил, но когда-то жил на рыбном комбинате. И отлично знал, как рыбу разделывают, солят, коптят.
– Согласен, капитан! – и коты ударили по лапам.
На следующий день отправились выбирать лодку. На берегу и у пристани их было много. В городскую квартиру ведь лодку не возьмёшь…
– Вот она! – показал Котаускас.
– Красавица, – кивнул Афоня. – Если заделать дыры, просмолить, покрасить, отремонтировать, поставить парус, то и в кругосветное плавание пойти можно!
За парусом пришлось идти в город. Хорошую крепкую простыню обнаружили на одном из балконов.
– Коку на мачту лазить не положено. Срочно нужен младший матрос, – пыхтел Афоня, взбираясь по водосточной трубе на третий этаж.
Будущий парус трепыхался и бил крылом, как огромная птица. Но котам удалось совладать с ним. Всю обратную дорогу Котаускас молчал и уже на подходе к деревне сказал:
– Есть предложение… Пойти не за рыбой, а за китом.
– За китом так за китом! – согласился Афоня. – У кита нет чешуи, и его не надо чистить. И название у яхты будет что надо: «Китобой»!
Целую неделю коты занимались подготовкой к плаванию. Лодку подремонтировали, просмолили и покрасили.
Из лыжной палки Котаускас сделал гарпун. И установил на носу гарпунную пушку. Афоня тем временем чинил старые сети:
– Будет кит или нет – неизвестно. А мелкая рыбёшка везде водится!
– Эй, что это вы там делаете? – напротив остановился Шлында, тощий и нахальный кот с другого конца деревни.
– В море собираемся. Нам младший матрос нужен. Улов – поровну.
– Ну уж нет! – хмыкнул Шлында. И покрутил лапой у виска.
Коты любят рыбу. Но воду не любят. Слух о том, что Котаускас и Афанасий собираются на старой лодке ловить кита, тут же распространился по округе. Соседи шушукались и хихикали. Шлында уже начал водить экскурсии.
– Такие психи только у нас в деревне…
– Эй, Афоня, ты завещание написал?
Котаускас не выдержал и выстрелил из гарпунной пушки.
Любопытные разбежались. Третий член команды так и не нашёлся.
– Ничего, вдвоём управимся, – сказал Котаускас.
На дне лодки была навалена куча разного старья: пустые банки, бутылки, бочка, самовар, сапог…
– Нужно это барахло выкинуть, – распорядился капитан.
– Ничего выкидывать не нужно. В бочке я селёдочку засолю, банки – для кильки и шпрот пригодятся…
– А самовар?
– Чай пить будем, – сказал рассудительный Афоня.
– А сапог? Я понимаю – два сапога…
– Сапог нужен самовар раздувать!
– А пустые бутылки зачем?
– Для пресной воды. И для почты: в случае кораблекрушения бросим бутылку с запиской в море.
Старпом наводил марафет, а капитан выводил на борту гордое имя: КИТОБОЙ.
Когда стемнело, Котаускас скомандовал:
– Отбой. С утра отплываем!
В темноте Афоня споткнулся о спасательный круг и подумал: «Зачем нам два круга? Если кто-то упадёт за борт, то и одного круга хватит. А если сразу двое свалятся, то ничего не поможет… Лучше ещё бочку для рыбы взять!»
И выбросил круг за борт. В темноте он не заметил, что тот привязан верёвкой к поручням.
Когда на рассвете коты подошли к яхте, то ахнули: вместо КИТОБОЙ на борту получилось Котобой – с толстым спасательным кругом посередине…
– Вау! – воскликнул шатавшийся по берегу Шлында. В последнее время вместо «Мяу» в моду вошло говорить «Вау».
Котаускас попробовал отодрать круг, но тот намертво прилип к свежей краске.
– Оставь, капитан, – сказал Афоня. – Котобой – прекрасное название. Китобоев много, а мы такие – одни!
– Ладно, – кивнул Котаускас и бросил второй круг за другой борт. Для симметрии.
Свежий ветер надувал парус. И Котобой резал волну, как нож сливочное масло. Капитан стоял на мостике, крепко сжимая в лапах руль, а в зубах – трубку.
– Давно хочу спросить, – сказал Афоня. – Зачем тебе трубка, если ты не куришь?
– Отучаюсь от дурных привычек…
– А разве ты курил?
– Нет. Ругался. А когда во рту трубка, сразу не выругаешься… Попробуй, советую.
– А я и так не ругаюсь, – сказал Афоня.
– Ёксель-моксель-таксель-брамсель! – закричал вдруг Котаускас. Потому что трубка у него изо рта вывалилась. А трубка вывалилась, потому что на палубе сидела мышь, точнее – мышонок.
– Мы что, уже отплыли? – спросил мышонок. И не получив ответа, добавил. – Шустер. Юнга.
– Ты откуда взялся? – спросил Афанасий.
– Из сапога.
Шустер объяснил, что он давно уже жил в лодке. И мечтал о настоящей морской жизни. А когда коты выбрали его лодку и стали готовиться к плаванию, понял, что это его шанс…– То-то мне этот сапог сразу не понравился. Надо было выбросить его за борт.
– Ну, это никогда не поздно, – заметил Афоня.
– Сухопутную крысу за борт!..
– Я не крыса, – пискнул Шустер.
Конец бы настал мышонку. Но Шустер оказался достойным своего имени – и через секунду уже сидел на верхушке мачты.
– Ловко, – почесал в затылке Афоня.
– Возьмите меня в юнги – я всё умею. И все паруса знаю, и все морские команды…
– Крысы и женщины на корабле приносят несчастья, – отрезал Котаускас.
И тут яхту потряс удар. Увлекшись погоней за Шустером, капитан забыл о руле. И Котобой налетел на скалу.
Вода быстро заполняла трюм.
– Ёксель-моксель-таксель-брамсель! Если не заткнуть пробоину, через четверть часа судно пойдёт ко дну!
– Плохо дело, – пробормотал Афоня. Коты умеют плавать. Плохо, но умеют. Но вот нырять – не способен ни один кот.
– Я могу спуститься под воду и заделать пробоину, – послышалось с мачты. – Но для этого нужен воздушный колокол…
– Что-что?
– Некогда объяснять. Мне нужна трёхлитровая банка, двухметровая верёвка и то, чем можно заткнуть дыру!
Через минуту отважный мышонок в пустой банке, перевернутой вверх дном, совершал спуск под воду.
Вода перестала прибывать. Шустера вытащили наверх. И все трое принялись вычерпывать воду из трюма консервными банками. Работали до тех пор, пока банки не заскрябали о днище.
– Я мокрый, как мышь! – сказал Афоня.
– А я мокрый, как кот, – ответил Шустер.
– Ты молодец, – старпом поглядел на капитана. – Кэп, а может быть, принять его в нашу команду? У нас же всё равно недокомплект…
– Ладно, считай, что ты принят. В должности младшего матроса. Третья часть улова – твоя…
Коты и мышонок скрепили договор лапопожатием.
Шустер оказался незаменимым членом экипажа. Он лучше всех лазил по мачте и управлялся с парусом. Он разбирался в морских картах. А кроме того, умел играть на губной гармошке.
– Жаль, нет гитары, – вздохнул старпом. – Мы бы с тобой…
– Слева по борту вижу фонтан! – закричал Шустер, высунувшись из корзины.
– Это кит! – сказал Котаускас и развернул яхту.
Котобой шёл в указанном направлении уже три часа. Кита видно не было. Зато прямо по курсу показался пассажирский многопалубный теплоход «Иван Тарутин».
– Наверное, фонтан бил на лайнере, – сказал Афоня. – У них там и бассейны, и фонтаны, и цветомузыка с фейерверками, и…
Договорить старпом не успел. Яхта вдруг накренилась и начала подниматься… А в нескольких метрах перед ней в воздух взметнулась струя пара.
– Кажется, мы сели на кита!.. Ёксель-моксель-таксель-брамсель, – пробормотал Котаускас.
К счастью, все обошлось. Кит погрузился в глубину, и Котобой плавно съехал в воду.
– Я слышал, что киты большие, – восторженно пискнул Шустер. – Но чтобы таки-и-е?!
И тут кит снова выплыл на поверхность, рядом с яхтой. Его огромный глаз с интересом разглядывал экипаж Котобоя…
– У меня было такое чувство, будто он в меня заглянул, – рассказывал потом Котаускас. – Клянусь, никогда больше не охотиться на китов. Потому что киты наши братья!
Капитан даже хотел поломать гарпунную пушку. Но его отговорили. Мало ли, а вдруг на них нападёт осьминог? Или большая белая акула?
– Мне показалось, что он пожелал нам хорошей рыбалки, – сказал Афоня.
– А мне он подмигнул, – похвастал Шустер.
Не зря Афоня штопал старые сети. На следующий день в них попал косяк трески.
За пару часов треской доверху набили бочку, и все банки, и кастрюли на камбузе. Котаускас нанизал несколько рыбин на гарпун как шашлык на шампур. А рыба всё не кончалась. Что с ней делать?
– Отпустить. Всю рыбу не поймаешь! – сказал старпом, командовавший заготовкой.Обратный путь был приятным. Афанасий вытащил самовар на палубу. Команда пила чай. А на дымке от самовара коптилась треска.
Рыбаков встречала вся деревня.
– Сейчас начнётся, – пробормотал Котаускас, сжимая трубку в зубах. – Где кит? Что-то у вас треска мелковата!.. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!
Но он ошибался. В городской газете напечатали фотографию с Котобоем на ките. Видимо, кто-то из пассажиров лайнера успел сделать снимок. Поэтому котов встречали как героев. Местный поэт, Васькин, даже сочинил лозунг:
«Котобой, мы гордимся тобой!»
И коты на пристани дружно размахивали плакатом.
Суровое сердце капитана дрогнуло:
– Старпом, ты что со своей долей собираешься делать?
– Подкормить земляков нужно! – сказал Афоня.
– Я как остальные, – отреагировал Шустер.
– Бочку на причал, – скомандовал Котаускас.
Несколько деревенских котов вызвались помочь. Бочку с треской по трапу выкатили на пристань.
К Котаускасу подошёл Шлында:
– Знаешь, кэп, я согласен пойти матросом!
– Экипаж уже набран. Это – Шустер, наш младший матрос.
Толпа голодных котов с интересом разглядывала мышонка.
– Кто его обидит, будет иметь дело со мной! – сказал Котаускас.
– И со мной! – добавил Афоня.
– И со мной! – пискнул Шустер.
И все засмеялись.
Прямо на причале разостлали скатерти. И пир начался. Коты ели так, что за ушами трещало.
– Хороша треска, вон как трещит! – заметил кто-то.
А поэт Васькин успел сочинить целую поэму. Поэма была длиной со скатерть. Но три строчки запомнили все:
– Грудь в тельняшке,
Хвост – трубой…
Это – славный котобой!
Кто-то сбегал за гитарой старпома. Шустер достал губную гармошку. И все принялись горланить про славного котобоя.
Разошлись по домам уже под утро. А команда осталась на яхте.
– Может, и мне такой завести, – вздохнул Афоня, глядя, как Шустер забирается спать в сапог.
– Лучше поищи валенок, – сказал Котаускас. – В следующий раз отправимся на Северный полюс!
Это славный Котобой!
Кто бесстрашней всех на свете?
В чьих усах – солёный ветер?
Кто готов за друга в бой?
Это славный котобой!
Кто с волнами пляшет в море?
Кто с самой судьбою спорит,
Но всегда в ладу с собой?
Это славный котобой!
Кто на старой утлой лодке
Привезёт улов селёдки
И накормит нас с тобой?
Это славный котобой!
Кто прошёл огонь и воду?
Про кого сложил я оду?
Это скажет вам любой:
– Это славный котобой!
Грудь в тельняшке,
Хвост – трубой…
Это славный котобой!
История вторая
Путешествие на Северный полюс
Есть на Белом море деревня Котьма. Люди из неё уехали в город. А коты остались. Трудно им поначалу пришлось, но со временем пообвыкли: кто шерсть прял да носки вязал, кто огород стал сажать, а кто и рыбачить начал. Море-то под боком. А где море, там и рыба. А где рыба, там и кот! – так раньше старики говорили.
Кот Шлында сидел на крылечке своей избы, когда появился старпом с Котобоя Афоня.
Афоня тащил за собой санки со здоровенными валенками.
– Ты чё, деда Мороза обокрал? – оживился Шлында.
– Нет, у Черныша выменял. У него от хозяина остались.
– Ну, и на что они тебе? Лето ведь.
– Мы на Северный полюс собираемся.
– А-а, – понимающе кивнул Шлында. Но когда валенок проехал мимо, покрутил лапой у виска.
Идея плыть на Северный полюс возникла так…
Капитан Котаускас предложил пойти за рыбой к Исландии, потому что там самая жирная селёдка. Афанасий возразил, что самая жирная селёдка – норвежская. Потому что Норвегия – севернее. Ведь чем севернее, тем вода холоднее, а рыба – жирнее.Спор грозил перейти в драку. Но вмешался младший матрос Шустер:
– Самая жирная селёдка на Северном полюсе. Потому что Северный полюс севернее всего! – заявил он. И вопрос был решён.
Котаускас придирчиво осмотрел валенки. Левый был с дыркой.
– А поновее не нашлось?
– Зато размер пятидесятый. В животе жать не будет, – ответил Афоня. – А дырка, она для вентиляции!
Шустер, ночевавший в сапоге, менять свой сапог на валенок не стал. А просто притащил шерстяной носок. Котаускас и Афоня дружно сморщили носы:
– Ффу! Псиной пахнет!
Носок был из собачьей шерсти.
Готовились к плаванию основательно. Притащили санки, коловорот и массу тёплых вещей. Всё это выглядело диковато. Лето стояло жаркое. И загоравшие на берегу кошки хихикали:
– Эй, морячки, вы не в Анталию собираетесь?!
Котаускас, из принципа ходивший в шапке-ушанке, старался не обращать на них внимания: – Ничего… Зато на полюсе тепло будет!
Плавание началось отлично. Дул попутный ветер, и вскоре Котобой вышел в открытый океан.
Прошёл день, второй, третий, пятый, седьмой. Котаускас стал нервничать:
– Впереди должна быть Земля Франца Иосифа, а её нет. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!
– Значит, компас сломался, или мы проспали, – предположил Афоня.
– А может, мы и полюс проспали, таксель-брамсель? – заволновался Шустер.
Тревога охватила всех. Котаускас даже спал с биноклем. А впередсмотрящий Шустер не слезал с мачты – еду ему подавали наверх.
Был полярный день. Солнце плавало по небу кругами, не заходя за горизонт. Спящих котов разбудил крик Шустера:
– Киты летят! Киты летят!
– Кажется, младший матрос сошёл с ума, – пробормотал Афоня. Но, выйдя на палубу, застыл, как заливная рыба…
– Это косатки, – сказал Котаускас.
– Кэп, давай догоним их и уточним курс, – предложил Шустер.
– Не стоит, – ответил Котаускас. – Я бы не хотел, чтобы Котобой оказался местом посадки!
Прошло ещё два дня. И, наконец, с мачты послышалось:
– Земля!
Прямо по курсу показался остров, издали напоминавший пасхальный кулич: каменные стены поднимались почти отвесно, а верхушка белела от птиц. Птицы сидели, кружили, ныряли в воду с огромной высоты. И орали. Крик стоял такой, что можно было оглохнуть и в шапке-ушанке.
– Это птичий базар, – сказал Котаускас.
– Отлично, – обрадовался Афоня. – Обменяем что-нибудь на птичьи яйца. Я вам такой омлет сделаю, пальчики оближете…
Когда Котобой причалил к острову, старпом взял сетку для яиц и полез по почти отвесной скале.
Афоня добрался до выступа, где лежали несколько гнёзд. Гнёзда были пусты. Чуть выше он увидел семью: двух взрослых птиц и одного птенца…
– Привет, бакланы! – поздоровался он.
– Сам ты баклан, – сказала одна неприятным голосом. – А мы – кайры!
– Что надо? – спросила другая.
– Я хочу купить или обменять яйца…
Договорить старпом не успел.
– Ой, мама, – пискнул птенец. – Он хочет меня съесть…
– Вор! Птичий вор!
Тысячи птиц набросились на Афанасия. Кайры, гагары, чайки, бакланы… Били клювами и крыльями. Били за компанию.
Коты не умеют нырять. И ни один из котов не прыгал с такой высоты… Но другого выхода у Афони не было.
ПЛЮXX!..
Котаускас приготовился бросить спасательный круг, когда из воды показалась усатая голова с огромными клыками. В лапах, а точнее – в ластах у чудовища, был Афоня.
– А ну, отпусти его, или я стреляю, – закричал Шустер, наводя на клыкастого гарпунную пушку. – Раз… два… два с половиной…
– Если я его отпущу, он утонет, – хмыкнуло чудовище. – А вот ты гарпун свой опусти. Что, я лыжных палок не видел?!
Лыжные палки и лыжи морж Федот видел на полярной станции, около которой однажды зимовал. Там его ещё угощали сладким снегом…
– Точно, таким, – кивнул Федот, когда его угостили сахаром. В честь спасения старпома раскочегарили самовар. Афоня достал сахар и банку сгущённого молока. Сгущёнка тоже пришлась моржу по вкусу:
– И зачем вам этот полюс? Здесь селёдка не хуже, я вам быстро полную сеть нагоню!
Коты вежливо поблагодарили, но отказались.
– Смотрите, – покачал усатой головой Федот. – Зима будет ранняя и очень суровая. Если передумаете, вы меня всегда на этом месте найдете…
Лежбище у Федота было небольшое, как лежанка на русской печке. Но зато отдельное. А за скалами начинался пляж, где ревели, шумели, дрались тысячи его сородичей.
– Это у них – семейное, – сказал Федот. – А я – прирождённый холостяк.
Морж проводил яхту в открытое море и помахал на прощанье ластой.
Полярное лето заканчивалось. С каждым днём становилось всё холодней. И, наконец, Котобой упёрся в льдину.
– Эх, немного недоплыли, – вздохнул Шустер.
– А ты откуда знаешь? – спросил Афанасий.
Мышонок показал на небо:
– Видишь, Полярная звезда висит почти над самой головой! И мороз прибавился!
Котаускас спустил санки на лёд и стал отвязывать якорь.
– Ты чего делаешь? – удивился Афоня.
– Я поклялся, что брошу якорь на Северном Полюсе, – буркнул Котаускас. – Придётся тащить его на санках.
– У меня есть другое предложение, – сказал Шустер.Корпус яхты помазали рыбьим жиром, и на следующий день, когда вокруг намёрз лёд, её вытолкнуло на поверхность. Нос яхты поставили на сани и надёжно закрепили.
Афоня надел на самовар трубу:
– Чтобы паровая тяга была, как у парохода. Ну, и теплей будет!
Котаускас приказал поднять паруса. И Котобой полетел по льду.
– Вот это скорость! – кричал Шустер. – Миль сорок, не меньше!
– Сорок семь, – определил на глазок капитан.
Мачта Котобоя смотрела точно на Полярную звезду.
– Бросай якорь! – скомандовал Котаускас. – Полюс!
Рыбу ловили старинным зимним способом. Коловоротом просверлили лунки, и пропустили под ними сеть.
Когда на следующий день стали её тащить, сначала решили, что сеть примерзла…
– Ёксель-моксель-таксель-брамсель!
Такой жирной селёдки коты не видели никогда. Вскоре трюм Котобоя был набит под завязку. И рыбаки ликовали.
Беда подкралась незаметно. Первым её, точней – его, увидел Шустер.
– Полундра! – пискнул он и взлетел на мачту. Огромный белый медведь доедал оставшуюся на льду рыбу и, втягивая носом воздух, мрачно смотрел на яхту.
– Российское рыболовное судно Котобой приветствует вас, – мужественно произнес Котаускас. – Мы рады…
– Гыррр… Хыррр… Жыррр!
Прорычав что-то неразборчивое, медведь с угрожающим видом двинулся к яхте. Поняв, что дело плохо, Котаускас бросился к гарпунной пушке:
– Афанасий, руби якорь! Шустер, парус!
Выстрел из пушки вреда не причинил, а только разозлил зверя. Поняв, что добыча уходит, медведь бросился наперерез.
Котобой набирал ход. Но слишком медленно.
– Бросай селёдку! – завопил Афоня и кинул в медведя рыбиной. Котаускас швырнул ещё одну и попал хищнику точно в морду. Пока тот раздумывал, подобрать селёдку или продолжить погоню, Котобой пролетел мимо и устремился к югу…
– Эх, жаль якорь, – вздохнул Котаускас.
– Мечты сбываются, – хмыкнул Афоня. – Ты хотел его бросить на Северном полюсе… Вот мы и бросили!
Прав был морж Федот, зима началась неожиданно рано. Сначала она гналась за Котобоем по пятам, а затем обогнала судно. Яхта никак не могла добраться до воды: океан замерзал прямо на глазах.
Ледяной ветер пробирал до костей, поэтому вахту меняли каждые полчаса, и самовар топили, не переставая.
– Шишки кончились, и щепки на исходе, – предупредил старпом.
– Ничего, потерпим, – сказал Котаускас. – Если ветер не переменится, через три дня будем дома.
До берега осталось всего километров 20–30, когда ветер стих. Наступил полный штиль. Рыбаки привязали к носу яхты верёвки с лямками и попробовали тащить судно по льду… Но сделали несколько шагов и сдались.
Щепки кончились. А мороз всё прибавлял. Особенно мёрз старпом, спавший в дырявом валенке.
– Можно топить самовар селёдкой, она жирная, – предложил Шустер. Но на него посмотрели с негодованием.
Наконец, капитан принял трудное решение: достал топор и срубил мачту.
– Может, кто-нибудь дым заметит!
Прошло ещё несколько дней.
– Еды у нас хоть на месяц хватит, а вот дрова скоро закончатся, – доложил Афоня. – Что будем делать, кэп?
– Я отправлюсь за подмогой, – сказал Котаускас. – Если всё будет нормально, через день доберусь до деревни.
Он надел рюкзак и уже собирался уходить, когда вдалеке послышался лай.
– Похоже, ненцы едут на рыбалку, на ездовых собаках, – Афоня поджёг факел и стал им размахивать.
– Ура! Нас спасут! – Шустер принялся что есть силы дуть в губную гармошку.
Лучше бы они этого не делали.
Через полчаса Котобой был окружён стаей бродячих собак.
Экипаж едва успел заскочить в кубрик и захлопнуть за собой дверь. Через иллюминатор они видели, как собаки рвут на части брошенный рюкзак с селёдкой.
– Живыми нас не выпустят, – мрачно сказал Котаускас. – Какие будут предложения?
– Может быть, попробовать рыбой откупиться?
Старпом прицепил к палке белый носовой платок и вылез на палубу…
Через секунду парламентёр влетел обратно в кубрик, а флаг был разодран на десятки клочков.
– Да, говорить тут не с кем, и не о чем!
В такой безвыходной ситуации коты не оказывались никогда. Афанасий прикидывал, на сколько им хватит запасов еды. Котаускас делал в вахтенном журнале последнюю, как он полагал, запись. А Шустер зачем-то вдруг начал вязать морской узел.
– Если хочешь повеситься, не получится. Мачты нет, – мрачно пошутил Афоня.
Младший матрос не отреагировал и стал вязать второй узел, затем – третий…
– Выкладывай, что придумал? – приказал капитан.
План Шустера был прост и гениален, если бы не одно но… Ночью кто-то должен был набросить на собак веревочные петли.
– Невозможно, – сказал Котаускас. – Они нас мгновенно учуют.
– Меня не учуют, я третий месяц в собачьем носке сплю, – напомнил мышонок.
Шустера обсыпали мукой для маскировки. И ночью он незаметно выскользнул из кубрика с дюжиной верёвок.
Двенадцать огромных голодных псов спали на снегу. И каждому отважный мышонок накинул петлю на шею.
Впрочем, подвиг совершил не он один…
– Эй, комнатные болонки, кто меня догонит, получит хвост от селёдки! – Афоня запустил в собак рыбьим скелетом и бросился бежать. Собаки – за ним…
Собачья упряжка стремительно тащила Котобой.
Поначалу Афанасий бежал впереди, но затем сделал крюк и забрался на палубу. А Котаускас стоял на носу и пощёлкивал кнутом:
– Но-о, родимые!.. Миль двенадцать в час делаем, – прикинул он на глазок.
Уже к обеду повозка добралась до Котьмы. Шлында, пытавшийся свинтить с чьей-то крыши антенну, издалека заметил яхту. Поэтому, когда Котобой подъехал к пристани, на берегу его встречала толпа котов – с вилами, граблями и дубинами…
Собаки перегрызли верёвки и еле успели удрать. Впрочем, их никто не преследовал.
А потом был большой кошачий пир. Такой, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Но местному поэту Васькину это, по всеобщему мнению, удалось. Вот отрывок из его новой поэмы:
Какой был пир! Какой был пир!
Какой мы пили рыбий жир!
– Прекрасней в мире нет селёдки! –
Коты орали во все глотки.
А потом команда Котобоя вернулась на борт. Афанасий раскочегарил самовар, попили чаю, поговорили…
– Интересно, а на Южном полюсе селёдка тоже жирная?
– А может, её там вообще нет!
– Ну, это вы у пингвинов спросите, – сказал Котаускас, забираясь в валенок.
– Кэп, ты серьёзно? – уставились на него Афоня и Шустер.
– Поживём – увидим. А сейчас всем – отбой!.. Ёксель-моксель-таксель-брамсель!Шалу-лалу-ла!
Я брожу весь вечер хмурый,
Не идут мои дела…
У меня сегодня утром
Кошка из дому ушла.
Я купал её в сметане,
Ставил блюдце с молоком,
Мы по солнечной поляне
С ней гуляли босиком.
А теперь повсюду стужа,
Над землёй повисла мгла…
Почему же, почему же,
Почему она ушла?
Шалу-лалу-лалу-ла,
Шалу-лалу-лалу-ла!
Без моей любимой киски
Жить мне грустно на земле…
Не оставила записки
На прощанье на столе.
Звал её я Марианной,
На ковре она спала,
Мыл её с шампунем в ванной.
Отчего она ушла?
Может быть, она вернётся,
Скажет «мяу» из угла?
И взойдёт над миром солнце:
– Шалу-лалу-лалу-ла!..
Шалу-лалу-лалу-ла!
История третья
За золотой рыбкой!
– Готовь сани летом, а лодку зимой! – говаривали в старину.
Ещё лежал мартовский снег. Но экипаж Котобоя готовился к летнему сезону. Котаускас перебирал старый лодочный мотор. Шустер промазывал смолой щели. А Афанасий хватался то за одно, то за другое. Но всё у него валилось из лап. Старпом тяжело вздыхал и постанывал.
– Что это с ним? – спросил юнга. – Зубы болят?
– Влюбился, – хмыкнул капитан. – Весна! Ёксель-моксель-таксель-брамсель!
Да, Афоня влюбился. И не в кого-нибудь, а в красавицу Марианну. В неё была влюблена чуть ли не половина Котьмы. Приходили и коты из других деревень. А один даже из города прибегал свататься. Ежедневно перед домом Марианны выстраивалась очередь женихов, и начинались концерты: каждый вопил о своих чувствах как мог. Соседи жаловались. Но Марианна только плечами пожимала:
– А что я могу сделать?
Афоня страдал. И страдал молча.
– Смелей, ведь ты же котобой! – сказал похудевшему и осунувшемуся старпому Котаускас. – Сыграй ей на гитаре, спой «В полоску сердце моряка»…
– О любви не поют хором! – мрачно ответил Афоня.
В один прекрасный день Марианна вышла на крыльцо и объявила:
– Кто мне принесёт золотую рыбку, за того и замуж пойду!
Очередь рассосалась. Но через день вороватый кот Шлында принёс в майонезной банке двух золотых рыбок.
– Стащил в городе, в зоомагазине. Там в аквариуме таких – по двадцать рублей штука. Бери не хочу! – хвастал он котам.
Марианна посмотрела на майонезных рыбок и сказала:
– Мне нужна настоящая. Волшебная. Чтобы желания исполняла.
– Волшебная?! По-моему, эта Марианна не в себе, – обиделся Шлында и с расстройства съел рыбок.
– Кэп, я увольняюсь, – сказал Афоня. За спиной у старпома висел заплечный мешок. И вид был крайне решительный.
– Стоп-машина! Задний ход! – скомандовал Котаускас. – Доложить обстановку!
Выяснилось, что старая кошка Марфа слышала когда-то по радио о золотых рыбках, которых разводили для японского императора.
– Пешком ты года два топать будешь, – сказал Котаускас.
– К тому же Япония – остров, – уточнил Шустер, знавший карту земли назубок.
– Верно, младший матрос, – кивнул капитан. – А на Котобое мы туда за полтора месяца доберёмся. Давно хотел попробовать настоящие японские суши. Как только лёд сойдёт, выходим в море!
У берега ещё плавали льдины, когда Котобой взял курс на восток. Шли то на моторе, то под парусом: Котаускас экономил солярку. Афоня всю дорогу тренировался забрасывать спиннинг, который выменял у Шлынды на гитару. Получалось у него неплохо, один раз он даже зацепил здоровенного осьминога и чуть не перевернул лодку.
– Так золотую рыбку не добудешь, – посмеивался Котаускас над закидонами Афони.
Капитан больше верил в культурный обмен и перед отплытием притащил на яхту большую матрёшку.
– Зачем нам эта кукла? – удивился Шустер.
– Это – Матрёна. Подарок японскому императору! – торжественно сообщил Котаускас, закатывая Матрёну на борт.
Котобой входил в Берингов пролив, когда из воды неожиданно вынырнули два морских котика. В лапах у одного был бинокль, у другого – рация.
– Пограничная служба России. Пограничная служба Америки.
– Предъявите ваши документы!
– Какие документы? – удивился Котаускас. – Рыболовное судно Котобой…
– Котобой?!! Это браконьеры! Тимофей, срочно вызывай подкрепление! – закричал пограничник, на плече у которого была татуировка: «Сюзи».Увидев, что Тимофей взялся за рацию, Афоня завопил:
– Стойте! Мы не браконьеры. Мы обычные коты…
– Обычные коты?!!! – недоверчиво уставились на них пограничники.
Когда, наконец, всё выяснилось, Котаускас вздохнул:
– С детства мечтал увидеть настоящих морских котиков!
– А я – настоящих сухопутных котов, – сказала американка, которую звали Сюзи.
– Мы не сухопутные, – обиделся Шустер. – Мы – моряки! Котики… и мышики!
Узнав, зачем плывут котики и мышики, пограничники переглянулись:
– Вообще-то мы контрабандистов и браконьеров ловим…
– Но любовь – это допустимо и пропустимо! – сказала Сюзи. – Счастливого пути!
Яхта была в японских водах, когда спиннинг Афони вдруг выгнулся колесом. Котаускас и Шустер бросились на помощь…
Рядом с лодкой, как огромный пузырь, поднялся панцирь морской черепахи.
– Простите, – пробормотал Афоня, отцепляя блесну от панциря. – Я хотел поймать золотую рыбку…
– Золотую рыбку? – Черепаха внимательно посмотрела на Афанасия. – В последний раз я видела её лет пятьдесят назад, когда ещё была маленькой…
– Настоящую золотую рыбку? Исполняющую все желания?
– Не знаю. Моё желание она исполнила…
Черепаха рассказала, что родилась в императорском пруду, но всегда мечтала о свободе. Однажды она поведала об этом золотой рыбке. А на следующий день началось наводнение, река затопила пруд, и юную черепашку унесло в море…
– Правда, столько лет прошло. Но, говорят, дворец стоит. Может, и рыбка ещё там?
Через день, следуя указаниям черепахи, Котобой поднялся вверх по реке и бросил якорь напротив дворца Императора.
Дворец был обнесён высокой стеной. Но Афоню это не остановило. Он закинул спиннинг и, крутя катушку, ловко вскарабкался наверх.
Тем же путём последовали и остальные. Со стены был виден пруд, в котором плавали белоснежные, словно лебеди, лотосы.
– Эх, была не была! – сказал Афоня и сиганул вниз.
– Стой! Ты куда? – сердито прошипел Котаускас. Но старпом уже мчался к пруду.
Стражники с самурайскими мечами словно из-под земли выросли. Они схватили старпома за шиворот и поволокли куда-то. Афоня пытался объясниться с ними, но бесполезно.
– Ничего по-русски не понимают! Ёксель-моксель-таксель-брамсель! – тихо выругался Котаускас.
Капитан и младший матрос вернулись на яхту.
– Мы должны его спасти, – решительно сказал Шустер.
– Знаю, – буркнул капитан. – Только не знаю как? Охрана, сам видел, какая – мышь не проскочит!
– А если преподнести им в дар нашу Матрёну?
– Боюсь, ничего не выйдет. Афоня незаконно проник на чужую территорию. А с нарушителями тут поступают строго!
– У меня есть план, – сказал Шустер. – Ты когда-нибудь слышал про троянского кота?..
Идея мышонка Котаускасу понравилось. Из Матрёны вытащили всех матрёшек. А затем – пустую – её сгрузили на берег и покатили к сторожевым воротам…
– Главное, чтобы воздуху хватило, – сказал мышонок, забираясь внутрь. И, глубоко вздохнув, опустил крышку.
Котаускас запустил в кованые ворота камнем и исчез в кустах. Через мгновение появились стражники. Они почесали самурайскими мечами затылки и забрали матрёшку с собой.
Афанасий сидел в камере и размышлял о своей печальной участи, когда в караульное помещение принесли Матрёну.
«Эх, – подумал старпом. – Значит, и яхту нашли, и остальных поймали, и всё из-за меня!»
Но больше никто не появился.
Стражники ходили вокруг матрёшки и громко цокали языками.
«Нравится, – догадался Афоня. – Эх, видели бы вы мою Марьяну!»
Настала ночь. Охранники улеглись спать. Афанасий и сам стал задрёмывать, когда раздался негромкий чпок…
Верх Матрёны приподнялся – и Шустер ловко соскользнул на стол.
Дальнейшее происходило словно во сне. Шустер стянул у одного из охранников связку ключей. Связка весила, наверное, килограмм. Но мышонок дотащил её до решётки… Афоня открыл замок, и они бесшумно выскользнули из караульного помещения.
Ворота были закрыты. Но в условленном месте, на стене, их поджидал Котаускас со спиннингом. Друзья поднялись наверх.
Стояла прекрасная лунная ночь. Дворец и его окрестности выглядели сказочно. В пруду, среди лотосов, плавала луна, как большая золотая рыба.
– Красиво, – вздохнул Шустер.
– Уходим, – сказал Котаускас. – Скоро начнёт светать…
У Афони на душе заскребли кошки. Точнее, одна, Марьяна.
Вернуться назад ни с чем? А вдруг его счастье было рядом?! Нет, лучше погибнуть, чем всю жизнь сожалеть об этом!
– Кэп, всего одна попытка. Если меня схватят, уплывайте, – схватив спиннинг, старпом прыгнул вниз и как безумный бросился к пруду…
Блесна упала точно на середину пруда и сразу же за что-то зацепилась. Скорее всего, за стебель лотоса. Запасной блесны у Афони с собой не было.
– Эх, была не была, – и он что есть силы дернул удилище…
На мгновение показалось, что в небе висят две луны. Только одна, большая, – высоко, а другая, поменьше, – над самой землёй…
– Золотая рыбка, – пискнул Шустер.
– Ёксель-моксель, – пробормотал Котаускас.
Через несколько минут Котобой уже плыл вниз по течению.
Опасаясь погони, Котаускас решил завернуть в уютную, поросшую молодым бамбуком, заводь. Пока они с Шустером убирали парус и привязывали яхту, Афанасий не сводил глаз с золотой рыбки. Рыбка плавала в одной из матрёшек и пускала солнечные зайчики.– Красивая, правда? – радовался старпом.
– Я о другом думаю, – сказал Котаускас. – Матрёшка – нужная вещь. Из одной бочки сразу четыре получается, или пять…
– Интересно, если я загадаю желание, она его и вправду исполнит? – задумался Шустер, глядя на рыбку.
– А какое у тебя желание?
– У меня их много, а какое самое заветное, я пока не знаю…
– А я знаю, – сказал Котаускас. – Мы больше суток ничего не ели. Побывать в Японии и не попробовать суши?
До небольшого городка на берегу реки было не так далеко. Но Афанасий покидать яхту наотрез отказался:
– Я останусь рыбку стеречь.
Капитан и младший матрос двигались в сторону городка.
– А как мы будем объясняться? – волновался Шустер. – Ты знаешь японский?
– А чего там объясняться? Скажу им: «Суши! Ёксель-моксель-таксель-брамсель!» И деньги на бочку!
В кармане у Котаускаса лежала пара золотых чешуек, похожих на старинные монеты. Когда он нашёл их на палубе, Шустер предположил, что золотая рыбка сбросила их от нервного стресса. Но у Котаускаса было другое объяснение:
– Она просто исполняет моё желание.
В закусочной никого не было. Только под одним из столиков лежал кот, которого хозяин звал Самураем. Догадавшись, зачем пришёл Котаускас, кот показал на Шустера: мол, ты мне – мышь, а я тебе – рыбу. Но Котаускас показал Самураю кулак и тот всё сразу понял.
С хозяином дело решилось ещё проще: увидев золото, он выставил морякам суши всех возможных видов и сортов.
Их оказалось столько, что наши котобои вернулись обратно только на третий день.
Котаускас, которому было плохо, всю дорогу икал:
– Никогда мне не было так хорошо! Ёксель-моксель…
Добравшись до места, где оставили яхту, моряки испытали нервное потрясение… Котобой исчез.
– Там бамбук был пониже, – оглядывался Шустер. – Наверное, мы заблудились…
– Или его снова арестовали. Афо-оня! Где ты?
– Не орите, рыбку напугаете! – послышалось сверху.
Капитан и младший матрос подняли головы: Котобой висел прямо над ними.
– Вот это да! – присвистнул Шустер.
– Некоторые виды бамбука вымахивают до двух метров в день, – невозмутимо сообщил Котаускас. Хотя было видно, что он поражён не меньше остальных.
Пришлось как следует поработать топором, прежде чем Котобой снова оказался на воде.
– Какие удочки пропадают, – вздохнул Шустер, оглядывая срубленные стволы. – Может, прихватим пару десятков домой?
– Верная мысль. Такие даже акулу выдержат! Ёксель-моксель!
Когда Котобой подошёл к родному берегу, многие не сразу узнали его. Мачту заменял стянутый тросами пук бамбука, а смотровую корзину – нижняя половина матрёшки. Посмотреть на диковинное судно высыпала вся деревня. Но самым главным чудом, конечно, была золотая рыбка.
– Красота-а-а!
– Да-а, у нас такие не водятся!
– На карася похожа! – буркнул Шлында.
Через неделю Афанасий и Марианна сыграли свадьбу. Котаускас собственноручно наготовил на всю деревню «суши». А Шустер выстругал специальные палочки. Но они так и не пригодились: коты загребали деликатес лапами. Японское блюдо пришлось по вкусу всем. Поэт Васькин тут же сочинил экспромт:
Пускай моряк не любит суши,
Зато он обожает «суши».
И ест японские закуски
И по-японски и по-русски!
Свадьбы в Котьме гуляли не меньше недели. Но уже на второй день молодожёны сбежали на берег, прихватив с собой золотую рыбку.
– Ты не будешь против, если я её отпущу? – спросила Марианна.
– Но ты даже не загадала желания, – сказал Афанасий.
– Почему? Я мечтала о такой любви, чтобы ради меня отправились на край света. И моё желание исполнилось.
– Моё – тоже, – сказал Афоня.
Золотая рыбка скользнула в волну и исчезла.
Когда молодые вернулись к гостям, из кустов показался Шлында. Он заглянул в пустую матрёшку и увидел три золотые чешуйки.
– Дурак этот Афоня! Рыбка-то была волшебная!
Вышла кошка за кота
(Свадебная поморская песня)
Как у нас во Котьме было:
Кота кошка полюбила,
Стали парочкой гулять,
Свадьбу вздумали справлять:
Тра-та-та!
Тра-та-та!
Пришли к кошке три свата!
Вот невеста вся в оборках,
И в тельняшечке жених.
Сто котов кричали: «Горько!»
Восхваляли молодых.
Тра-та-та!
Тра-та-та!
Ах, какая красота!
Свадьба длилась три недели:
Гости пели, пили, ели…
И текла сметана там
По усам и по хвостам!
Тра-та-та!
Тра-та-та!
Вышла кошка за кота,
Кота Афанасия –
Такая катавасия!История четвертая
Свадебное путешествие Котобоя!
Лето на Севере с гулькин нос. В сентябре зарядили дожди, задули холодные ветра с моря. В такую погоду, говаривали в старину, кота из дома рыбой не выманишь.
Котаускас приводил в порядок вахтенный журнал, а Шустер растапливал печь, когда в избу зашёл Афоня:
– Кэп, я хочу взять отпуск! Марианна говорит, что у нас не было медового месяца, и хочет отправиться в свадебное путешествие.
– В свадебное путешествие? – хмыкнул Котаускас, бывший закоренелым холостяком. – Ну, и куда же она хочет?
– В какие-нибудь тёплые края. Может, в Турцию…
– Тогда уж лучше сразу в Африку! – ехидно заметил Котаускас. И совершил непоправимую ошибку.
– Отличная идея, кэп! – закричал Шустер. – Поплывём в Африку!
– Марианна всегда мечтала побывать в Египте, – обрадовался Афоня.
Марианна была художественной натурой. Она расписывала матрёшек, шкатулки, сундуки. Окинув взглядом яхту, она фыркнула:
– Это не парус, а старая простыня! Корпус обшарпан. Краска облупилась. Придётся привести ваш Котобой в порядок.
– Ага, навесим шариков, посадим мишку на бушприт! Будет не лодка, а лимузин. Ёксель-моксель-таксель-брамсель! – выругался Котаускас.
Но Марианна пропустила ругательство мимо ушей.
Через два дня яхта сверкала свежей краской и лаком. Даже Котаускас был вынужден признать, что Котобой выглядит безупречно. Смущал его только новый парус, на котором было изображено солнце.
– А это что за детский рисунок?
– Это древнеегипетский бог солнца Ра. Считалось, что он плывёт по небу в ладье. Иногда его изображали соколом, иногда – котом…
– Ладно, – буркнул капитан.
– Какая у тебя умная жена, – сказал Афоне восхищённый Шустер. И старпом довольно улыбнулся.
Через день Котобой вышел в море и взял курс на северо-запад.
Яхта прошла мимо берегов Норвегии, Дании, Голландии…
С каждым днём становилось теплее. Марианна загорала под зонтиком и делала наброски в блокноте. Афоня ловил на спиннинг макрель: от обязанностей кока его никто не освобождал. А Котаускас возился с новым фотоаппаратом, который приобрёл перед самым отплытием.
Дней через десять они вошли в Ла-Манш. Шустер, решивший изучать иностранные языки, кричал направо-налево: «Хеллоу!» и «Бонжур!»
– Какой ещё Абажур? – не понял Котаускас.
– Это по-французски будет «здравствуйте»! – отвечал мышонок.
Впрочем, вскоре показалась Испания, и он стал листать испанский самоучитель.
У египетского берега мнения по поводу маршрута разделились. Марианна предложила круиз по Нилу:
– На реке Нил находятся все главные достопримечательности!
– И это самая длинная река в мире. Четыре тысячи миль, – поддержал её Шустер.
– Мы моряки, а не речники! – бурчал Котаускас, предлагавший плыть через Суэцкий канал в Красное море.
Афоня поглядел на жену и согласился с большинством.
Первую стоянку сделали в Каире. Шустер остался дежурить. А остальные отправились на экскурсию. Сфотографировались у пирамид. Осмотрели Сфинкса.
– А это ещё что за гибрид? Ёксель-моксель!
– Человеческую голову ему потом приделали. А вначале была большая кошка, – объяснила Марианна. – И вообще, к кошкам у древних египтян было особенно почтительное отношение.
Впечатление от прогулки испортили только назойливые местные коты, пытавшиеся всучить им фальшивые драгоценности. А два подозрительных гида всё время крутились вокруг Марианны и норовили до неё дотронуться. Только когда Афанасий показал кулак, они стали держаться на почтительном расстоянии.
Когда туристы вернулись на судно, Шустер доложил, что дежурство прошло нормально. Но возле яхты вертелись и шептались два странных кота.
– А о чём они шептались?
– Я разобрал только одно слово. ИЗИДА. Они повторили его раз сто.
– Изида, – сказала Марианна. – Это одна из самых почитаемых в древнем Египте богинь. Иногда её изображали в виде кошки.
– Может быть, они решили, что ты – богиня! – хмыкнул Котаускас.
Все засмеялись. Но никто не догадывался, насколько он был прав.
Прогулка по Нилу продолжалась. Марианна рисовала. Афоня добывал завтрак, прямо на ходу закидывая спиннинг и срывая с пальм бананы и кокосы. Котаускас записывал что-то в вахтенный журнал. А Шустер изучал иероглифы. И никто не заметил, что за ними, держась на отдалении, плывёт небольшая моторная лодка.
Следующей остановкой были Фивы. На этот раз дежурить остался Котаускас. А молодожёны и мышонок – с утра пораньше, пока всё не заполонили туристы – отправились осматривать достопримечательности.
Шустер изучал брошенную кем-то туристическую карту. Афанасий, задрав голову, бродил между рядами высоченных колонн. А Марианна присела на камень, чтобы сделать наброски. Тут на неё и накинули мешок.
Задремавшего Котаускаса разбудил отчаянный крик Шустера:
– Марианна пропала!
– Как пропала? А где Афоня?
– Бьётся головой о колонны и рвёт на себе шерсть!
Котаускас предусмотрительно спрятал лодку в зарослях камыша:
– Если здесь пропадают кошки, то яхту увести ничего не стоит!
И моряки поспешили на помощь другу.