Русский трианон (Поэма)

Среднее время чтения: 2 минут(ы)

I

В тени елизаветинских боскетов

Гуляют пушкинских красавиц внучки

Все в скромных канотье, в тугих корсетах,

И держат зонтик сморщенные ручки.

Мопс на цепочке, в сумочке драже

И компаньонка с Жип или Бурже.

II

Иланг-илангом[1] весь пропах вокзал

Не тот последний, что сгорит когда-то,

А самый первый, главный — Белый Зал

В нем танцевальный — убран был богато,

Но в зале том никто не танцевал.

III

С вокзала к парку легкие кареты,

Как с похорон торжественных, спешат.

В них дамы – в сарафанчики одеты,

А с aнглийским акцентом говорят.

Одна из них (как разглашать секреты,

Мне этого, наверно, не простят)

Попала в вавилонские блудницы,

А тезка мне и лучший друг царицы.

IV

Как я люблю пологий склон зимы,

ее огни, и мраки, и истому,

Сухого снега круглые холмы

И чувство, что вовек не будешь дома.

Черна вдали рождественская ель,

Кричит ворона, кончилась метель.

V

И рушилась твердыня Эрзерума,

Кровь заливала горло Дарданелл,

Но в этом парке не слыхали шума,

Лишь ржавый флюгер вдалеке скрипел.

Но в этом парке тихо и угрюмо

Сверкает месяц, снег алмазно бел.

VI

Прикинувшись солдаткой, выло горе,

Как конь, вставал дредноут на дыбы,

И ледяные пенные столбы

Взбешенное выбрасывало море –

До звезд нетленных – из груди своей,

И не считали умерших людей.

VII

На Белой Башне дремлет пулемет,

Вокруг дворца гусарские разъезды,

Внимательные северные звезды

(Совсем не те, что будут через год),

Прищурившись, глядят в окно Лицея,

Где тень его над томом Апулея.

VIII

О знал ли он, любимец двух столетий,

Как грозно третьим будет принят он.

Мне суждено запомнить этот сон,

Как помнят мать, осиротевши, дети…

IX

Все занялись военной суетою,

И от пожаров сделалось светло.

И только юг был залит темнотою.

На мой вопрос, с священной простотою

Сказал сосед: «Там Царское Село.

Оно вчера, как свечка, догорело».

И спрашивать я больше не посмела.

Рейтинг
( Пока оценок нет )