Андрей Белый

Д.С. Мережковскому 1 Пронизала вершины дерев желто-бархатным светом заря. И звучит этот вечный напев:

Шумит, шумит знакомым перезвоном далекий зов, из Вечности возникший. Безмирнобледная, увитая хитоном воздушночерным, с

Взвизгнет, свистнет, прыснет, хряснет, Хворостом шуршит. Солнце меркнет, виснет, гаснет, Пав в семью ракит.

Там золотым зари закатом Лучится солнечный поток И темным, огневым гранатом Окуревается восток. Грозятся

На небе прордели багрянцы. Пропели и — нежно немели; Проглядные, ясные глянцы, Стеклясь, зеленея,

И огненный хитон принес, И маску черную в кардонке. За столиками гроздья роз Свой

Пришли и видят — я брожу Средь иглистых чертополохов. И вот опять в стенах

Солнца контур старинный, золотой, огневой, апельсинный и винный над червонной рекой. От воздушного пьянства

В далях селенье Стеклами блещет надгорное. Рад заведенье Бросить свое полотерное. Жизнь свою муча,

Чернеют в далях снеговых Верхушки многолетних елей Из клокотаний буревых Сквозных, взлетающих метелей. Вздыхающих

Бросило блекло Время — В стекла Моей тюрьмы — Гнет, Тень, Бремя — Вой

В небе туча горит янтарем, Мглой курится. На туманном утесе забила крылом белоснежная птица.

Лодка скользила вдоль синих озер Ранней весной… Волны шумели… Твой тающий взор Робко блуждал

Лишь прохладой дохнул водяною, Порастаяли черные мысли. И цветов росяных надо мною Белоснежные кисти

Над рестораном сноп ракет Взвивается струею тонкой. Старик в отдельный кабинет Вон тащит за

Руки в боки: ей, лебедки, Вам плясать пора. Наливай в стакан мне водки —

1 Взираю: в серые туманы; Раздираю: рубище — я… Оборвут, как прах, — ураганы:

В голубые, священные дни Распускаются красные маки. Здесь и там лепестки их — огни

О том, как буду я с тоскою Дни в Петербурге вспоминать, Позвольте робкою рукою

Посвящается А.П. Печковскому На бледно-белый мрамор мы склонились и отдыхали после долгой бури. Обрывки

1 Грядой пурпурной проходят облачка все той же сменой. В них дышит пламень. Отхлынет

Над долиной мглистой в выси синей Чистый-чистый серебристый иней. Над долиной, — как извивы

Л.Л. Кобылинскому 1 Вижу скорбные дали зимы, Ветер кружева вьюги плетет. За решеткой тюрьмы

Молчит усмиренный, стоящий над кручей отвесной, любовно охваченный старым пьянящим эфиром, в венке серебристом

Чугунные тумбы Торчат под крыльцом; Проросшие клумбы; Заброшенный дом. Дворянских фамилий Облупленный герб; И

В тот час, когда над головой Твой враг прострет покров гробницы, — На туче

Здравствуй, брат! За око око. Вспомни: кровь за кровь. Мы одни. Жилье далеко. Ей,

Со мной она — Она одна. В окнах весна. Свод неба синь. Облака летят.

Меж сиреней, меж решеток Бронзовых притих. Не сжимают черных четок. Пальцы рук твоих. Блещут

К небу из душных гробов Головы выше закинем: Видишь — седых облачков Бледные пятна

В трус городов Рос Гул и глас Некий: — «Я, — Христос Иисус, —

Поднял голос — — Упорный, лукавый, Как Пан — — И — — Отрывистый

Прошлое мира В душу глядится язвительно. Ветром рыдает устало. С неба порфира Ниспала Стремительно

Ты — тень теней… Тебя не назову. Твое лицо — Холодное и злое… Плыву

В лепестке лазурево-лилейном Мир чудесен. Все чудесно в фейном, вейном, змейном Мире песен. Мы

В неизносный, Косный Ком — — Бьется Сердце, — — Светоем. Телo Бренное И

С. Н. Величкину Окрестность леденеет Туманным октябрем. Прокружится, провеет И ляжет под окном,- И

На нас тела, как клочья песни спетой… В небытие Свисает где-то мертвенной планетой Всё

Мне слышались обрывки слов святых. Пылала кровь в сосудах золотых. Возликовав, согбенный старый жрец

Посвящается «бедным рыцарям» Я нарезал алмазным мечом себе полосы солнечных бликов. Я броню из

Посвящается П.А. Флоренскому Ибо в те дни будет такая скорбь, какой не было от

(Леониду Ледяному) Вы — завсегдатай съездов, секций, Авторитет дубовых лбов, Афишами публичных лекций Кричите

Тужила о милом. Левкою Весною Носила к могилам. Над вечным покоем Стояла С левкоем.

Сергею Соловьеву Ряд соломой крытых хижин Встал со всех сторон. Под одною, неподвижен, Притаился

Мы ждем. Ее все нет, все нет… Уставившись на паперть храма В свой черепаховый

Тяжелый, сверкающий кубок Я выпил: земля убежала — Все рухнуло вниз: под ногами Пространство

Посвящается Нине Петровской Плачем ли тайно в скорбях, грудь ли тоскою теснима — в

А.С. Петровскому Как дитя, мы свободу лелеяли, Проживая средь душной неволи. Срок прошел. Мы

Жду — твой глагол из пламени приять. Жду — знамений… Но ужас, — —

Как хрусталями Мне застрекотав, В луче качаясь, Стрекоза трепещет; И суетясь Из заржавевших трав,—

Зори, — Вы Угарно Огневое — — Старое Янтарное Вино! Тот же круг И